- А потом он воссиял, да? Из мертвых? А почему - из мертвых? Он же не мог умереть, он - Бог, из которого все берет начало?
- Мальчик мой, чтобы люди могли услышать его, он спустился к ним и стал как человек среди людей. Степняки услышали о нем и назвали его по-своему - "Великий Табунщик", а имя, которым называют его аэольские карисутэ, из страха не произносится.
- Значит, он тоже странствует по дорогам, как ты и скоро придет к нам? А почему люди ничего не говорят об этом?
- Он жил среди людей, учил и творил чудеса. Но многие люди не верили ему и все равно не слушали и не хотели слышать его, и смеялись над ним. Они не узнали в нем того, кого они считали тем спящим богом, сотворившим все. Они возненавидели его и убили. И он умер.
- И он тоже умер?!
В воздухе разлилась, зависая, пронзительная и надрывная трель невидимой в листве птицы.
- Дитя, он умер, как человек, тяжело и мучительно, но он не мог остаться мертвым. И он воссиял, и он снова жив, он вернулся из смерти. Он здесь, он с нами, он все слышит и знает, он говорит к сердцу человека и отвечает ему. Он уже никогда больше не заснет смертным сном.
- Мне ты таких историй не рассказывал, учитель Иэ! - внезапно раздался голос Миоци.
Эзэт вздрогнул и обернулся, а мальчик быстро спрыгнул с его колен. Молодой белогорец незаметно подошел к ним во время разговора и стоял, прислонившись к стройному красноватому стволу сосны, слушая.
- Ты никогда не спрашивал меня о таких вещах, - ответил Иэ ему.
Они запоздало обменялись приветствиями, и Миоци велел ученику идти и передать Тэлиай, чтобы она накрывала стол для гостя.
- Ты слышал, что я рассказывал младшему Ллоиэ?- спросил старик, и в его голосе угадывалось волнение - то ли радостное, то ли тревожное.
- Да, я с интересом слушал. Что это за легенда? Из диких краев за рекой, где кочевые племена покланяются своему Табунщику? Я бы не стал забивать голову ребенку такой ерундой. Ты же сам учил меня не собирать разные россказни, кочующие из одного храма в другой. Что это за смесь рассказов о Табунщике, оживающем каждую весну Фериане и Великом Уснувшем?
- Не брани меня, Аирэи, - кротко отозвался Иэ. - Я и впрямь кажусь тебе стариком, теряющим рассудок. И общаюсь я с простыми, малограмотными людьми, что хранят лодки на чердаках и ждут большой воды.
Миоци спохватился.
- Прости, учитель Иэ! Ты сам знаешь, когда, что и кому рассказывать.
- Увы, нет. Я должен был рассказать тебе эту историю раньше. Оказалось, что сейчас уже поздно.
- Ты любишь говорить загадками. Хорошо, у меня тоже есть загадка для тебя: как ты думаешь, если Нилшоцэа сделают наместником всей Аэолы и правителем Тэана, он оставит совет жрецов Иокамм по-прежнему править или разгонит его?
Иэ невесело засмеялся.
- Это не загадка. А как же царевич Игъаар, наследник правителя Фроуэро?
- Кажется, отец не хочет, чтобы он унаследовал ему. Это очень странно. Он предпочитает Нилшоцэа.
- Ничего удивительного - мальчик очень благородный и чистый. Он оправдывет свой священный титул наследника. Фроуэрцы, не поклоняющиеся Уурту, называют наследника своего правителя "явлением Сокола-Оживителя", "Младенцем Гарриэн-ну".
- Откуда ты это знаешь? - спросил озадаченно Миоци.
- В странствиях чего только не узнаешь... Сыны Запада велели правителю Фроуэро предпочесть аэольца Нилшоцэа собственному сыну, да он и рад был это сделать. Сын не в него.
- Понятно... - проговорил Миоци.
- Когда же возвращается Нилшоцэа? - спросил Иэ
- Его ждут со дня на день. Он обещал упразднить раздельное поклонение Всесветлому и Темноогненному, Шу-эну и Уурту. На алтарях того, кого в Белых горах называют знамением Великого Уснувшего, будет дымиться конская кровь и гореть черный огонь вместо ароматного ладана и светлого пламени. Люди будут кланяться Шу-эну Всесветлому только после того, как воздадут хвалу его властелину и хозяину - Уурту. Какой позор! Белые горы молчат...
- Не удивительно - там многие склонны дать первенство Уурту.
- Но там же так много шу-эновцев! Почему они не поддержат народ Аэолы?
- Они не поддержали его и при битве у Ли-Тиоэй. Зарэо справедливо воскликнул тогда, в хижине матери Лаоэй, о лучниках из Белых Гор. Отряды белогорцев не выступили на нашей стороне, и наблюдали, чья возьмет. Они не стали биться против алтарей Уурта, не так дорог им был и алтарь Шу-эна. Деньги из Фроуэро делают свое дело медленно, но верно. Тогдашний великий ли-шо-шу-тиик всех Белых гор, ли-шо-Олээ, лицемерно обещал мне прислать подмогу - и никого не прислал.
- Тебе? Сам ли-шо-Олээ? Так ты был одним из аэольских воевод при Ли-Тиоэй?!
- Нет - я был моложе тебя, и не мог быть воеводой, разумеется. Я был при главном воеводе аэольцев. Конечно, у меня были люди под началом. Да, мы рассчитывали на обещанную Олээ помощь, но она не пришла, и наш фланг был сметен, как трава. Непобедимый строй фроуэрцев еще никому не удавалось разорвать!
- Как же ты попал в Горы?
- Это еще одна, долгая и неинтересная история. Для нее не время теперь...Коротко, я был ранен при Ли-Тиоэй, но спасся, и у меня началась новая жизнь, в которой потом появился ты. А теперь ты уже совсем вырос и называешь мои рассказы баснями.
Иэ испытующе посмотрел на Миоци. Тот не отвел глаз и спросил:
-Ты хочешь сказать, что считаешь этот противоречивый рассказ заслуживающим того, чтобы его пересказывать? Рассказ о том, как Великий Уснувший, величайший из существ, который создал миры, пошел искать ничтожных людишек, которых он создал, и позволил им себя убить, а потом воссиял? Даже Фериана убивает его старший брат, тоже бог, правнук верховного бога, а не люди. А Великий Уснувший пошел на такое унижение, стал бессильным, отдал себя в грязные руки грязных людей? Это об этом ты мне постеснялся сказать у той речки? Понимаю теперь, почему! - Миоци был удивлен и раздражен.
- У той речки... Ты спросил у меня, правда ли то, что она повторяет приветствие карисутэ.
- "Он воссиял"? Так это - то запрещенное учение, о котором все бояться говорить?! - в голосе белогорца прозвучало неприкрытое презрение и разочарование. Он рассмеялся, коротко и сухо.
- Это же совершенно безобидная, бессвязная история для неученых простаков и глупых женщин, непонимающих, что Творцу миров нет до них дела, так он неописуемо велик. Если их разум бессилен коснуться этой тайны, то таков их удел до самой ладьи Шу-эна. И за это их преследовали? С ними спорили в горах? Снисходили к спору с ними?
- А твоего дядю, брата твоей матери, затравили собаками именно за это учение, - негромко добавил Иэ.
- Это какая-то ошибка, он не мог в это верить! Он был из благородного рода Ллоиэ! Постой, так и Огаэ-старший верил в это?.. Горе, видимо, совсем помрачило его разум.
Иэ сумрачно молчал.
- Ты обиделся на мои слова, учитель Иэ? - спросил Миоци, и голос его был жестким.
- Нет, сынок, я должен обижаться на себя, - ответил невесело Иэ и уже совсем другим, ровным и невозмутимым тоном продолжил: - Но вернемся к Нилшоцэа, - Расскажи-ка мне подробнее, что думают и что говорят в Иокамме жрецы Всесветлого и Фериана.
Храм Фериана
- Игэа уехал в храм Фериана, - сказала Аэй, встречая Иэ. - Надеется, что они ему хоть что-то заплатят за бальзамы...
Иэ вошел, что-то придеждивая за поясом.
- Значит, я не успел... Что ж, еще не поздно вернуться в город. Он должен заплатить налог, пока он будет в Тэ-ане?
- О нет, - покачала головой Аэй. - Еще есть время. Да и сборщики приходят сюда, они быстры на ногу.
- Это хорошо, - кивнул Иэ, - Значит, я успел.
И он дастал из-за пазухи тяжелый кошель, набитый золотом. Аэй непонимающе смотрела на него.
-Аэй, возьми эти деньги. Здесь - восемьдесят лэ. Должно хватить и еще останется немного.
- Нам нечем будет отдать такой большой долг, - отрицательно покачала головой Аэй.