Но при Циэ, огромном, как степной валун, сильном, пышущем здоровьем Циэ его, Каэрэ, слезы были бы еще более постыдны, чем его жалкое состояние.
- Совсем худой, совсем больной-больной, - донеслись до него сокрушенные восклицания степняка.
Циэ зашевелился - словно огромный камень ожил - встал и отошел, чтобы уступить место вошедшему в юрту Эне.
Эна опустился на колени рядом с Каэрэ. От его одежды пахло конями и отчего-то - свежеиспеченным хлебом. "Откуда в степи хлеб?" - подумал вдруг Каэрэ.
Эна приложил ухо к его груди и долго слушал, как бьется сердце Каэрэ. Потом, встряхнув копной своих золотистых волос, он положил свои ладони на его ключицы, потом - на скулы, незаметно отерев влажный след на щеке Каэрэ. Потом он положил правую ладонь на его лоб, а после этого ощупал все тело Каэрэ, словно прислушиваясь при этом к чему-то - словно он мог слышать руками. Каэрэ отчего-то вспомнил Иэ. В прикосновении немного шершавых ладоней Эны чувствовалась сила, подобная силе тепла солнечного луча.
- Ты болен давно, - сказал Эна просто и глубоко. - Но кто тебя ударил совсем недавно?
Он снова положил руки на его скулы, обхватив череп с двух сторон. Руки его коснулись переносицы Каэрэ, а затем вернулись к затылочным и височным костям.
Аэй, с надеждой следя за Эной, начала:
- Его...
Но звонкий взволнованный голос Огаэ опередил ее:
- Ли-шо-Миоци не бил его!
Мальчик, захлебываясь словами, начал говорит, обращаясь к Эне:
- Учитель Миоци просто очень рассердился, что Каэрэ разговаривает с его сестрой.
- Старших не надо перебивай делать! - рявкнул Циэ. - Сиди молча делай!
- Учитель Миоци не бил его! - кричал возбужденно Огаэ, не обращая внимания на Циэ. - Он ударил Сашиа, а Каэрэ ударил его, а он оттолкнул его, и тот упал, но он его не бил!
- Огаэ, родной, - растерянно проговорила Аэй, пытаясь обнять мальчика. - Мы же не спорим с тобой! Да, Эна - так это и было.
Огаэ высвободился из ее объятий и забился в угол юрты.
- Сашиа? Та самая вышивальщица? - удивленно загудел Циэ. - Миоци, великий жрец, ее брат бывай?
Эна на мгновение убрал руки с головы Каэрэ. Тот попытался приподняться на локте и сдавленно спросил - в его голосе было возмущение и ненависть:
- Так Миоци женат на родной сестре?
Вдалеке заржали кони. Повисла тишина.
- Что спросил? Глупость спросил сделал! - первым нарушил ее, зарокотав, как далекий гром, Циэ.
- Каэрэ, - медленно и осторожно выговаривая слова произнесла Аэй. - Ли-шо-Миоци не женат. Сашиа - п р о с т о его сестра.
И она вдруг расплакалась и выбежала из юрты.
- Куда ушла мама? - раздался голосок Лэлы.
- Сейчас вернется, - ответил ей ласково Эна. - Ты не убегай за ней.
Она, в самом деле, очень быстро вернулась. Эна обратился к ней, как к старшей:
- Сядь рядом со мной, сестрица. Это ведь ты ухаживала за этим всадником все это время?
Она кивнула.
- Ты был сильный человек, теперь ты - как тень того человека, - сказал тихо Эна с невыразимым состраданием в голосе.
Каэрэ, казалось, не слышал его.
- Твои кости все еще помнят твои давние страдания, - проговорил Эна. - Эта твоя старая, старая боль... ты сможешь победить ее, только если захочешь жить.
- Ты хочешь жить, Каэрэ? - умоляюще спросила Аэй, едва не заплакав снова. - Ты ведь хочешь жить, правда?
- Женщина, ты глупости говорить делай... - начал Эна, но осекся под взглядом Эны.
- Скажи, что ты хочешь жить, Каэрэ, - просунула свою белокурую головку между матерью и Эной Лэла.
Он глубоко вздохнул - словно с его груди убрали тяжкий, неподъемный груз - и посмотрел на лица Аэй и Эны. В их глазах была мольба, тревога и надежда. Они ждали его слова. Тишина повисла над лугом и озером - словно струна, натянутая, готовая зазвенеть.
- Да, хочу! - сказал Каэрэ и неожиданно для себя улыбнулся.
... Эна долго возился с ним - сжимал и слегка поворачивал его кости в суставах, сминал и расправлял его ссохшиеся мышцы и сухожилия, растирал кожу. Это было больно, и Каэрэ часто вскрикивал, но это была совсем иная боль, чем та, которая жила в его теле с того времени, как он увидел "черное солнце". Тупая головная боль - спутница его неотлучной бессонницы - сменившись острой и пронизывающей, исчезла. Ему стало тепло. Усталость сменилась сном. Кровь словно согрелась и ожила в нем и начала струиться по всем жилам и жилкам его исстрадавшегося тела.
"Она - его с е с т р а" - подумал Каэрэ в который раз и, снова ощутив мир вокруг него - иной, изменившийся, полный звуков и дальних звонов, - провалился в забытье сна.
+++
Сашиа проснулась и увидела, что рассветает. Сны ее покинули, разум ее был удивительно чист и свеж.
Она села на постели, свесила ноги. "Что это?" - почти вслух спросила она с удивлением.
У ее изголовья лежал большой тугой сверток, к которому была прикреплена записка. Почерк Аирэи! Такой же, как в тех давних письмах, что передавала ей мкэн Паой!
"Милая сестра моя!" - писал великий жрец, "когда Всесветлый даст тебе сил встать с ложа твоего недуга, ты обрадовала бы меня, если бы надела это новое платье. Благословение от светлого огня Шу-эна да пребудет с тобой вовек".
Сашиа радостно вздохнула, и вдруг слезы полились из ее глаз. Она не сдерживала их - просто сидела и плакала.
Потом она встала, пошатываясь, умылась, с трудом наклонив медный кувшин, и подошла к окну, не вытирая лица. Пусть ветер высушит его.
Но ветер был холоден, и из окна были видны островки нерастаявшего снега.
"Что это?" - подумала девушка, задрожав от холода и поспешно вытираясь полотенцем. -"Я была так долго больна? Не может быть - ведь еще есть листья на деревьях ... отчего же пришла зима?"
Она надела темно-синее платье из тяжелой, парчовой ткани. Только Великий Табунщик знает, сколько оно стоит... К чему такие траты - о, Аирэи!
Она накинула покрывало - тяжесть на ее плечах удвоилась. Она сделала несколько шагов, привыкая к ней, а потом остановилась, прислушиваясь к неясным звукам внизу.
Крепко держась за перила деревянной лестницы, она спустилась вниз. Там, спиной к лестнице, сидела поникшая Тэлиай, перед которой стоял взлохмаченный, бледный Баэ со сбившейся грязной повязкой на голове.
Увидев Сашиа, Баэ суетливо кинулся к ней, хватая ее за парчовый рукав.
- Госпожа, госпожа!
Тэлиай обернулась, не вытирая слез, и молча протянула руки к Сашиа. Та опустилась на колени и без слов уткнулась лицом в ее грудь. Баэ, хныкая и всхлипывая, стоял рядом.
- Где брат? - вдруг спросила Сашиа, поднимая глаза и встречаясь взглядом с потухшими, запавшими глазами Тэлиай.
"Это она, несомненно, она, мамушка Тэла, так рыдала ночью", - промчалось в голове у девушки.
- О, Сашиа! - проговорила Тэлиай, касаясь ладонями ее лица, - Сашиа! Брат твой - в Иокамме!
- В Иокамме? - недоуменно спросила Сашиа. - Он там каждый день бывает, разве нет? Что с тобой, мамушка? Ты нездорова?
- В Иокамме решили соединить алтари Уурта и Шу-эна, - тихо сказала Тэлиай.
- Но кто может их соединить в нашем городе? Только...
- Только Аирэи, дитя... - Тэлиай прижала ее головку к пропахшему свежеиспеченным хлебом покрывалу, упавшему с ее седых волос на грудь.
- Он никогда не сделает этого, - медленно сказала Сашиа.
- Нет, не сделает... Тогда для него остается лишь дорога...
- В Белые горы? - перебила Сашиа. - Он с радостью оставит Тэ-ан!
- Нет, не в Горы... - начала Тэлиай, но, обхватив голову, зарыдала.
Баэ деловито снова потянул Сашиа за рукав.
- Госпожа, хорошенькая, миленькая, госпожа, вы знаете, ли-Игэа, ну ваш-то дружок, врач-фроуэрец, у которого семья в буране погибла, он-то на башню ушел, вот сейчас мимо меня пробежал... Вы уж, госпожа, бегите за ним, вас пропустят на Шу-этел, даром, что вы покамест дева Шу-эна, а то он руки на себя наложить готов, как Аэй с детьми в поле пропали...
- Молчи, молчи, Баэ! - закричала Тэлиай, словно очнувшись. - Молчи!