Прямо перед его изумленными глазами она расплакалась и выбежала в кухню.
Матильда, ковыляя на трех лапах, подошла и начала тереться пушистыми боками о его ногу. Гарольд безучастно почесал ее за ухом. Он был совершенно потрясен. Его и правда уволили, бывший работодатель и правда говорил с бюро по трудоустройству, и машину он отдал, потому что не мог за нее платить… Короче, все, что сказала Глория — правда.
Ну ладно. Но это не значит, что она подстроила все его злоключения с поиском работы! Она могла просто знать о них — точнее, не могла не знать, ведь она сама из бюро по трудоустройству. Что же касается молока, то она, скорее всего, выудила информацию из мамаши Хаббард. В конце концов, скисло оно именно в холодильнике старой вдовы.
Он услышал, как Глория ходит по кухне, потом она появилась в дверях и сказала:
— Идите сюда и садитесь, Гарольд. Я приготовила сэндвичи.
Сэндвичи оказались с арахисовым маслом. Он съел три и запил их двумя стаканами молока. Глория съела половинку одного сэндвича и выпила полстакана молока. На ее верхней губе осталась забавная белая полоска.
— Вы не представляете, насколько мне стало легче, когда я вам все рассказала, — вздохнула она. — Просто камень с души. Вы же сегодня будьте осторожны. Лучше всего находиться там, где много людей. Ведьме сложно наслать чары, когда вокруг толпа.
Он посмотрел на ее молочную полоску и внезапно повеселел.
— Я собираюсь на вечеринку к невесте, так что, думаю, буду в полной безопасности.
Она опустила глаза.
— Наверное. Наверное, да. И все-таки, лучше вам пойти туда, где много полицейских. Ведьмы боятся представителей закона. И наместников Дьявола тоже побаиваются. Его Злое Величество настаивает, чтобы внешне все выглядело пристойно, и все вели себя, как почтенные граждане. Если кто-то из подчиненных хотя бы чуть-чуть нарушит закон, он сразу же бах — и лишает провинившегося силы.
— Лишает силы и поднимает на вилы? — Гарольд едва сдерживал смех.
— Не время шутить, Гарольд. Разве вы не понимаете, что ваша жизнь в опасности?
Она встала и убрала бутылку молока в холодильник. Потом взяла банку с арахисовым маслом и понесла к высокому шкафчику возле раковины. Когда она открыла дверцу, Гарольд не поверил своим глазам. Все полки были заставлены абсолютно одинаковыми банками, кое-где даже в два ряда.
— Боже правый! — воскликнул он. — И это все, что вы едите?
Она застенчиво глянула на него.
— Не совсем. Я обедаю в кафетерии напротив бюро. Никогда не умела готовить. Дома все делала мама, потом я переехала сюда, и некому было меня учить.
Гарольд поднялся. Как она смогла предсказать итог сегодняшнего собеседования, он, наверное, никогда не узнает. Но она точно не виновата в том, что ему отказали, и во всех остальных его неудачах тоже. Когда все эти глупости выветрятся из ее головы, он вернет ей две двадцатки и попросит объяснить, почему в самом начале он решил, что это кленовые листья. А сейчас спрашивать об этом бесполезно.
— Спасибо за сэндвичи, — сказал он.
Глория проводила его до двери. Она казалась такой грустной и одинокой, что Гарольд почему-то решил дать ей телефон Присциллы.
— Вдруг вам что-то понадобится, — объяснил он. — Теперь мне пора.
— Всего вам доброго, Гарольд. И, пожалуйста, будьте осторожны.
По улицам вовсю разгуливали ведьмы, не говоря уже о гоблинах, привидениях, инопланетянах и домовых. У Гарольда не было никакого настроения толкаться в праздничной толпе, поэтому он вскочил в первое проезжающее такси. Глория никак не выходила у него из головы. Он был настолько погружен в свои мысли, что в холле своего дома забыл встать на цыпочки. Так и дошел до двери Мамаши Хаббард. Старуха стояла у плиты и мешала что-то в большом чугунном котле длинной деревянной ложкой. Бежать было поздно. Хозяйка услышала его шаги и перегородила ему дорогу, глядя своими странными жадными глазами. Она как будто хотела что-то сказать. У ее ног вилась черная кошка.
Гарольд вовремя вспомнил про вторую двадцатку, поспешно сунул ее старой даме в руку и кинулся вверх по лестнице. В комнате надел свой лучший костюм и изучил себя со всех сторон в зеркале. В целом сойдет, если стоять где-нибудь в углу. Ну что ж, угол — его привычное место.
До Форествью полчаса на автобусе, так что чем скорее он выйдет, тем лучше. Говард на цыпочках спустился вниз по лестнице. Мамаша Хаббард уже не показывалась, но ее варево громко булькало, и пряный аромат жаркого из дичи разливался по холлу. Гарольд выбежал на улицу и вздохнул с облегчением. Небо затянули тучи, заметно похолодало. Он поднял воротник пальто, быстрым шагом направился к автобусной станции и через тридцать пять минут был уже в Форествью.