— Все понятно, — сказала Каролина, когда к ней вернулся дар речи.
Судя по всему, Лора Чейз — самая настоящая стерва. Если кого-то и следовало застрелить, то ее, а не Малкольма.
— Потом она ушла, — продолжала Кейт, — а Малкольм заварил мне чаю и открыл коробку с печеньем.
Кейт улыбнулась и на секунду стала похожа на обычного ребенка, который искренне радуется какому-то пустяку.
— Печенье называлось «Шоколадный Оливер». Я спросила, где его можно купить, потому что я хочу отвезти такого же Милли и братишкам, а Малкольм велел забрать всю коробку с собой. Он был так добр ко мне, понимаете? Мы с ним поговорили про остальных детей, и он сказал, что сразу видно, как сильно они во мне нуждаются. Даже больше, чем он сам.
Триш наклонилась вперед и, к удивлению Каролины, спросила:
— Кейт, скажи, он спрашивал что-нибудь о твоем официальном отце, об Адаме?
— Да, немного.
Кейт выглядела такой же удивленной, как и Каролина. Вся ее радость мгновенно испарилась.
— А почему вы спрашиваете?
— Просто интересно. Они ведь были знакомы друг с другом, когда твои родители обручились, разве нет?
— Я не знала.
— Ну ладно. Сейчас это не важно, — сказала Каролина, выразительно посмотрев на Триш. Прежде чем прерывать, вспомнила бы, что допрос ведет не она. — А что он говорил о твоей маме?
— Говорил, что очень сильно любил ее, а понял это, только когда было слишком поздно.
Кейт снова прижала скомканный платок к глазам и всхлипнула.
— А зачем вы спрашиваете? Я ведь рассказала все Триш вчера вечером.
— Я знаю, Кейт. Мне необходимо услышать это именно от тебя, а не от Триш. Вспомни, пожалуйста, когда ты разговаривала со своей мамой в последний раз? Какого числа она рассказала, что твой отец уговаривал ее сделать аборт?
Кейт замерла, положив руки на колени, а из ее глаз снова потекли слезы. Она молчала. Триш удивленно подняла брови и уже открыла рот, чтобы опять встрять в беседу, но, к счастью, вовремя прикусила язык. Обе — и Триш, и Каролина — терпеливо ждали. Кейт залилась румянцем и опустила голову так, чтобы длинные волосы свесились вниз и закрыли все лицо.
— Кейт, — твердо сказала Каролина, — ты знаешь, что обязана сказать мне правду.
— В пятницу, — ответила Кейт, подняв наконец голову.
В ее огромных глазах стояла боль, а слезы лились все быстрее и быстрее. Каролина вышла из кабинета, чтобы принести бумажные носовые платки.
Вернулась она с маленькой нераспечатанной коробкой «Клинекса» и спросила:
— В последнюю пятницу или в ту, что была за неделю до убийства?
Кейт снова покраснела, выдав себя с головой. Триш подалась вперед, но Каролина не позволила ей вмешаться.
— Кейт?
— За неделю до убийства, — ответила Кейт и заплакала навзрыд, как ребенок, который при помощи слез надеется избежать наказания.
— Сержант, — сказала Триш твердым тоном профессионального защитника, — я думаю, будет лучше, если мы с Кейт пару минут поговорим наедине.
— Нет-нет, все в порядке. — Кейт шмыгнула носом. — Правда, Триш, все в порядке. Я не собиралась никого обманывать. Мне просто легче было не вдаваться в подробности. Простите меня, пожалуйста. Я позвонила ему из театра, потому что сильно расстроилась из-за маминых слов про аборт. Поэтому я и хотела повидаться с ним еще раз и поговорить.
Каролина поняла, что Триш собирается посоветовать Кейт ничего больше не рассказывать. Сержант быстро наклонилась к девочке, ласково ей улыбнулась и сказала:
— Будет гораздо лучше, если ты сразу расскажешь нам всю правду. Ты ведь передала ему мамины слова про аборт, я угадала?
Кейт кивнула.
— И что он сказал?
— Что я должна постараться понять, в каком он тогда находился положении. Что он не именно меня не хотел, а просто ребенка как такового. Как вы вчера и сказали, Триш. В то время он еще понятия не имел, что такое быть отцом, и чувствовал себя не готовым к браку. Он сказал, что тогда был совершенно зеленым, а позднее очень жалел и о маме, и обо мне. Поэтому он так обрадовался, когда я пришла к нему домой. Он хотел узнать меня поближе и хоть как-то помочь, чтобы исправить ошибки молодости.
— А твой отец… я имею в виду, Адам, знал, что тебе мама рассказала в ту пятницу?
Кейт замерла. Ее губы не двигались, а глаза смотрели так, словно она решает в уме какую-то очень сложную задачу.
— Нет, — наконец проговорила она.
Каролина ей не поверила.
— Ты уверена?