Аэлиша растерянно заморгала, увидев у ворот собравшуюся толпу. Лица у людей были напряженными и серьезными. Возглавляла это мрачное шествие Юминия. Ведьма глянула на Аэлишу из-под густой шапки черных с проседью волос, и пристальный взгляд карих глаз уколол девушку в самое сердце.
— Больна говоришь?! У-у-у, обманщик! — прокаркала ведьма, и погрозила отцу, как нашкодившему мальчишке. Аэлиша поежилась. Юминия всегда была, что называется, юродивой. Вечно таскала на поясе холщовый мешочек, с потемневшими и отшлифованными временем рунами, вплетала в волосы странные вещи, чаще всего цветные шнурки или крупные бусины, а еще приторговывала микстурами и травами от разнообразных болезней, что особенно не поощрялось церковью. Ибо врачеванием могли заниматься лишь пресвятые братья и только с позволения Его Святейшества и Императорского совета. Но, конечно, не в каждой деревеньке, особенно такой глухой, как Ламорна, имелся свой лекарь. Вот и шли жители к тому, кто сохранил еще остатки древних знаний и лекарские умения. В их поселке это была Юминия, которая сейчас, уперев руки в тощие бока, внимательно разглядывала Аэлишу.
— Похожа, — решила ведьма, — идем!
Отец хотел было возразить, но суровая толпа угрожающе качнулась вперед. Испуганная Ивимка разревелась и прытко юркнула за широкую спину маменьки.
— Что ты опять задумала, карга? — проскрипел Томас сквозь зубы, — Изыди, не пугай детей!
Юминия не удостоила его ответом. Смело подошла почти вплотную и перехватила недоумевающую Аэлишу за свободную руку. С несвойственной для тощей фигуры ведьмы силой дернула девушку на себя. Удивительно, но отец отпустил. Аэлиша беспокойно оглядывалась, семеня за идущей впереди Юминией. Дорога вела на центральную площадь, но зачем и кому Аэлиша там понадобилась? И что значит это странное «похожа»? На кого? Одно было хорошо, ее семейка не смела подойти ближе, хоть и упрямо тянулась вслед за всеми.
— Женишка высматриваешь? — пробормотала вдруг Юминия. Девушка от неожиданности сразу и не нашлась, что ответить, ведьма же расценила ее молчание по-своему.
— А он по тебе уже заскучал, на площади трется. Поцелуешь-то хоть красавца своего?
Аэлишу передернуло от отвращения. Перед глазами встал образ «красавца» Миррока и его лошадиных зубов. Заметив гримасу отвращения на ее лице, ведьма вновь хрипло рассмеялась. Острые ногти больно впились в Аэлишину ладонь, и Юминия зашагала еще быстрее.
Дорога пошла в гору, выводя их к главной площади. На которой уже собралось едва ли не полдеревни. В дрожащем от зноя воздухе висело напряжение. Люди выглядели измученными жарой и от того злыми. Ведьма прытко подвела ее к помосту, с которого обычно делались объявления о произошедших новостях, будь то громкая казнь в столице или новость об очередном бастарде императора. Еще раз обернувшись на столпившихся людей, девушка неуверенно начала подыматься. Следом, словно бойкая молодка, взобралась Юминия. Махнула кому-то рукой, и к ним подтолкнули еще двух девушек. Жанну, дочку запойной ткачихи Меланьи, нагулявшей дитя неизвестно от кого, и сироту Нельгу. Девушки были ровесницами Аэлиши, на этом похожесть, о которой толковала ведьма, заканчивалась. Нельга была довольно высокой и очень худой, с двумя приличными и по толщине, и по длине льняными косами и по-детски круглыми голубыми глазами. Жанна пошла в мать, смуглая, черноволосая и крепенькая. Аэлиша же могла похвастать крупными медно-рыжими кудрями и карими глазами, рост ее был средним, и худоба не казалась столь болезненной, как у Нельги.
По испуганному и недоуменному виду девушек Аэлиша догадалась, что они тоже не совсем понимают, ради чего их привели сюда. Юминия еще раз внимательно оглядела их троих и удовлетворенно кивнула своим мыслям, а потом развернулась к толпе.
— Жители Ламорны! — неожиданно громкий голос ведьмы заставил девушек одновременно вздрогнуть, — Еще несколько дней такого пекла и посевы превратятся в ничто!
Народ хмуро молчал. Юминия озвучивала прописные истины. Благополучие целой деревни висело на волоске.
— Нас ждет голод! А вместе с ним болезни и мор! Мы…
— Стойте! Стойте!
Спотыкаясь через шаг и путаясь в длиннополой рясе, к ним спешил старый священник Адам. Распихав в стороны недовольно ворчащих людей, он подобрался к самому помосту и поспешил вскарабкаться на него.
— Ты! — узловатый палец обвиняюще ткнул в Юминию, — Ведьма! Еретичка! Что за паскудство родилось в твоей, терзаемой демонами, голове?!
Козлиная бороденка священника тряслась от плохо скрываемого гнева. В ответ ведьма расхохоталась, запрокидывая голову. Худые ее плечи вздрагивали и мелко тряслись.