Несколько позже я выпустил Генри из дому, зарядил на утро зернами автоматическую кофемашину, впустил Генри в дом и поднялся наверх.
Выставив звонок сотового на максимальную громкость, я положил его на столик у кровати, поближе к уху. Потом настроил таким же образом стоявший в спальне телефонный аппарат — на случай, если звонок поступит на домашний номер.
До полуночи оставалось десять минут. Я был готов к разговору с Педро Аккардо. Генри свернулся клубком рядом со мной на кровати — там, где прежде спала Эви. Я почесывал его спину.
Потом я закрыл глаза и стал думать об Алекс. Может быть, завтра мы будем спать здесь, в моей спальне, на моей и Эви — теперь только моей — большой кровати, а не на диванчике в кабинете. Это станет важным, символическим шагом.
Я взглянул на часы. Большая и маленькая стрелки соединились и указывали точно вверх. Полночь.
Пора бы и позвонить Педро. Однако телефон молчал. Прошло пятнадцать минут, а он так и не зазвонил.
Я выключил свет. И через некоторое время заснул.
Проснулся я как-то сразу, резко. За оконными шторами брезжил серый утренний свет.
Я посмотрел на часы. Десять минут седьмого.
Я проверил оба телефона — домашний и сотовый. Ни сообщений. Ни пропущенных вызовов.
Педро так и не позвонил.
Утром, прежде чем отправиться в офис, я поискал его имя в телефонных справочниках как Бостона, так и Большого Бостона.
А днем позвонил, воспользовавшись промежутком между встречами с двумя клиентами, Филу Трапело. Когда его голосовая почта предложила мне оставить сообщение, я сказал:
— Здравствуйте, Сержант, это Брейди Койн. В прошлый понедельник мы разговаривали с вами в Доме ветеранов о Гасе Шоу. Мне хотелось бы связаться с одним из членов вашей группы, его зовут Педро Аккардо. И хотелось бы узнать, говорит ли вам что-нибудь такое имя: Джон Кинкейд.
Затем я продиктовал номера своих телефонов и прибавил:
— Пожалуйста, позвоните мне. Это очень важно.
Единственным человеком помимо Трапело, который мог, по моим представлениям, знать что-то о Педро, была Клодия Шоу. Я набрал ее номер, выслушал целых двенадцать гудков, но ответа не получил.
Тут я вспомнил, что Клодия работает бухгалтером в какой-то лексингтонской фирме. Я позвонил на сотовый Алекс и, услышав ее голос, сказал:
— Привет. Это я.
— И тебе привет, — ответила она. — Как приятно…
Впрочем, предложения она не закончила, сказав взамен:
— Постой, ты ведь не собираешься…
— Нет, я звоню не для того, чтобы отменить нынешний вечер. Я его жду не дождусь. Просто мне понадобился рабочий телефон Клодии. Тебе он известен? Мне необходимо спросить ее кое о чем.
— А я тебе ничем помочь не могу?
— Только номером Клодии.
— Ладно. — Она продиктовала мне номер. — Телефон стоит прямо на ее рабочем столе.
— Отлично, — сказал я. — Спасибо. Увидимся в семь, хорошо?
— Об ужине позабочусь я, — сказала Алекс. — Сегодня моя очередь.
Клодия ответила на звонок сразу и, когда я назвал имя Педро Аккардо, спросила:
— Это вы о Пите?
— О нем, — подтвердил я. — Вы его знаете?
— Перед тем как мы… перед тем как Гас переехал, Пит несколько раз заглядывал в наш дом. Мне он понравился. Был очень вежлив со мной, ласков с девочками. Они с Гасом о чем-то совещались или в кабинете Гаса, или в гараже. По-моему, они оба состояли в той группе.
— О чем они разговаривали, вы не знаете?
— Нет. Думаю, просто обменивались какими-то советами. А почему вы спрашиваете о Пите?
— Он позвонил мне вчера вечером, — ответил я. — Наш разговор прервали, он обещал связаться со мной еще раз, но так и не связался. Мне нужно найти его. И я надеялся, что у вас может быть его номер.
— Номера у меня нет, — сказала Клодия. — Простите. А вы посмотрите в телефонном справочнике.
— Уже посмотрел. Ну ладно. И еще одно имя, Джон Кинкейд. Оно вам о чем-нибудь говорит?
Клодия помолчала, потом ответила:
— Нет. Ни о чем.
Послеполуденные часы первой пятницы ноября выдались серыми, с мелким дождичком. Я уже укладывал, собираясь отправиться домой, кое-какие документы в папку, которую хотел прихватить с собой, когда на моем рабочем столе загудел зуммер внутренней связи.
Я нажал на пульте кнопку, сказал:
— Да?
— К тебе мистер и миссис Эппинг, — сообщила Джули.
— Хорошо. Пусть войдут, — ответил я.
Несколько секунд спустя Джули открыла дверь кабинета и придержала ее, впуская Эппингов. Увидев их, я невольно улыбнулся. Одеты они были одинаково: обвислые брезентовые шляпы, желтые дождевики поверх темно-синих спортивных костюмов и мокрые кроссовки. И выглядели оба какими-то замызганными, отсыревшими.