Ш у б б е р т. Отец, почему ты молчишь, не хочешь отвечать? Неужели я больше никогда не услышу твоего голоса... Никогда, никогда, никогда... Никогда не узнаю...
П о л и ц е й с к и й (неожиданно резко поднимаясь, обращается к Шубберту). В этой стране у отцов материнские сердца. Жалобы ни к чему. Выкинь из головы свои личные переживания. Займись Маллотом. Иди по следу. Забудь обо всем. Из всего, что ты знаешь, мне интересен только Маллот. Об остальном не думай.
Ш у б б е р т. Мсье старший инспектор, мне бы все-таки хотелось знать... Как... Это все-таки были мои родители...
П о л и ц е й с к и й. Ох уж эти твои комплексы! Хватит морочить голову! Папочка, мамочка, сыновняя любовь!.. Это меня не касается, за это мне не платят. Пошли дальше.
Ш у б б е р т. Нужно еще спуститься, мсье старший инспектор?.. (Неуверенно водит ногой по полу.)
П о л и ц е й с к и й. Будешь рассказывать обо всем, что увидишь!
Ш у б б е р т (неуверенно продвигаясь вперед). Ступай направо... ступай налево... налево... налево...
П о л и ц е й с к и й (к Мадлен, входящей через правую кулису). Осторожно, мадам, ступеньки...
М а д л е н. Спасибо, дорогой, я бы могла упасть...
Полицейский и Мадлен становятся зрителями.
П о л и ц е й с к и й (поспешно подходя к Мадлен). Обопритесь на мою руку...
Полицейский и Мадлен усаживаются в зале. Шубберт на некоторое время исчезает в темноте, двигаясь
все так же неуверенно. Он снова появится на эстраде или на маленькой сцене, расположенной на
противоположном от Мадлен и Полицейского конце сцены.
П о л и ц е й с к и й (обращаясь к Мадлен). Садитесь. Устроимся поудобней. Сейчас начнется. Он устраивает спектакль каждый вечер.
М а д л е н. Хорошо, что вы заказали места.
П о л и ц е й с к и й. Садитесь. (Ставит два стула рядом.)
М а д л е н. Спасибо, дружок. Это хорошие места? Самые лучшие? Отсюда хорошо видно? А слышно хорошо? У вас есть бинокль?
Шубберт появляется на маленькой сцене, двигаясь все так же ощупью.
П о л и ц е й с к и й. Это он.
М а д л е н. О! Он производит впечатление, хорошо играет. А что, он правда слепой?
П о л и ц е й с к и й. Неизвестно. Может быть, скажут.
М а д л е н. Бедняга! Хорошо бы дать ему две белых палочки: одну маленькую, как у уличного регулировщика, чтобы он мог сам регулировать движение на улице, другую побольше, как у слепого... (Полицейскому.) Снять шляпку? Нет, не нужно, наверное. Я ведь никого не стесняю, я небольшого роста.
П о л и ц е й с к и й. Тихо, он говорит, а его не слышно.
М а д л е н (Полицейскому). Может быть, это потому, что он еще и глухой...
Ш у б б е р т. Где я?
М а д л е н (Полицейскому). Где он?
П о л и ц е й с к и й. Потерпите. Он скажет. Ведь это его роль.
Ш у б б е р т. ...Какие-то улицы... какие-то дороги... какие-то озера... какие-то люди... какие-то ночи... какие-то небеса... какой-то мир...
М а д л е н (Полицейскому). Что он говорит? Что «какой-то»?
П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Ну что-то...
М а д л е н (громко, Шубберту). Слишком тихо!
П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Замолчите же! Нельзя так громко!
Ш у б б е р т. ...Тени просыпаются...
М а д л е н (Полицейскому). Что?.. Зачем мы сюда пришли? За что мы платили? Чтобы только аплодировать? (Шубберту, еще громче.) Громче!
Ш у б б е р т. Ностальгия, дыры, обрывки вселенной...
М а д л е н (Полицейскому). Что это значит?
П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Он говорит: «Крохи вселенной».
Ш у б б е р т. Зияющая дыра...
П о л и ц е й с к и й (на ухо Мадлен). Зияющая дыра...
М а д л е н (Полицейскому). Он ненормальный. Он болен. Он витает в облаках.
П о л и ц е й с к и й. Напротив, он крепко стоит на земле.
М а д л е н (Полицейскому). Да, правда! (Восхищенно.) Как хорошо вы все понимаете, дорогой!
Ш у б б е р т. Покориться... покориться... мрачный свет... темные звезды... Я страдаю от неизвестной болезни...
М а д л е н (Полицейскому). Как фамилия этого актера?
П о л и ц е й с к и й. Это Шубберт.
М а д л е н (Полицейскому). Не композитор, надеюсь!
П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Успокойтесь.
М а д л е н (Шубберту, очень громко). Погромче!
Ш у б б е р т. Мое лицо в слезах. Где красота? Где добро? Где любовь? Я потерял память...
М а д л е н. Как это некстати! Суфлера-то нет!
Ш у б б е р т (в сильном отчаянии). Мои игрушки... Вдребезги... Разбитые игрушки... Детские игрушки...
М а д л е н. Это ребячество!
П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Ваше замечание вполне уместно.
Ш у б б е р т (с тем же отчаянием). Я стар... стар...
М а д л е н. Он старым не выглядит. Он преувеличивает, хочет, чтобы его пожалели.
Ш у б б е р т. Когда-то... когда-то...
М а д л е н. Это еще что?
П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Кажется, он вспоминает свое прошлое, дорогая.
М а д л е н. Если мы все будем вспоминать свое прошлое, то что получится... Нам всем есть что рассказать. Но мы же этого не рассказываем. Из скромности, из стыда.
Ш у б б е р т. Когда-то... Поднимается сильный ветер...
Громко стонет.
М а д л е н. Он плачет...
П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Он подражает шуму ветра... в лесу.
Ш у б б е р т. Ветер раскачивает лес, свет разрывает тьму, вдали гроза, темный занавес закрывает горизонт...
М а д л е н. Что? Что?
Ш у б б е р т (в сильном отчаянии). Вдалеке, светясь во мраке, в спокойствии сна, окруженный грозой, возникает чудесный город...
М а д л е н (Полицейскому). Что?
П о л и ц е й с к и й. Город! Город!
М а д л е н. А, понимаю.
Ш у б б е р т. ...или чудесный сад, плещет фонтан, переливается вода, цветы огня в ночи...
М а д л е н. Он, конечно, считает себя поэтом! Плохая парнасо-символико-сюрреалистическая смесь!
Ш у б б е р т. ...дворец из ледяных языков пламени, светящиеся статуи, раскаленные моря, пылающие в ночи континенты среди океана снегов!
М а д л е н. Это шарлатан, лгун, идиот! Его невозможно слушать!
П о л и ц е й с к и й (кричит Шубберту, становясь на мгновение Полицейским, но и оставаясь при этом зрителем). А не видно там его черной тени на святящемся фоне? Или светящегося силуэта на черном фоне?
Ш у б б е р т. Огни тускнеют, дворец меркнет, сгущается тьма.
П о л и ц е й с к и й (Шубберту). Скажи, по крайней мере, что ты ощущаешь? Какие чувства испытываешь? Говори!
М а д л е н (Полицейскому). Дорогой, мне кажется, лучше провести остаток вечера в кабаре...
Ш у б б е р т (в сильном отчаянии). ...Радость... боль... страдание... облегчение... воодушевление... опустошенность... Безнадежная надежда. Я чувствую себя сильным, слабым, мне хорошо, плохо, но я чувствую, я себя чувствую, я чувствую себя...
М а д л е н (Полицейскому). Все это противоречиво.
П о л и ц е й с к и й (Шубберту). А дальше? Дальше? (К Мадлен.) Минуточку, дорогая, извини...
Ш у б б е р т (громко вскрикивает). Неужели этот свет погаснет? Гаснет. Ночь окутывает меня. Только одна бабочка огня тяжело поднимается вверх...
М а д л е н (Полицейскому). Дорогой, это надувательство...
Ш у б б е р т. Это последня искра...
Занавес маленькой сцены опускается, Мадлен аплодирует.
М а д л е н. Пьеса банальна, а могла бы быть привлекательней, по крайней мере познавательной, правда ведь... но...
П о л и ц е й с к и й (Шубберту, стоящему за занавесом). Нет, нет! Иди. (Обращаясь к Мадлен.) Он заблудился. Сейчас его выведут.