— Мне лучше не носить его. Сегодня я напишу Бренту.
Она отошла к окну. Кольцо лежало на полированной поверхности, и этот маленький кружок казался Вирджинии символом пустоты.
С улицы донесся звук подъехавшего автомобиля.
— Это Нил Мюррей, да? — безразличным тоном спросила Вирджиния.
В ответ Анна прерывисто вздохнула.
— Мне он не нравится, — продолжала Вирджиния, обращаясь будто к самой себе. — Он слишком гладкий, холеный и самоуверенный. Возможно, общаться с ним забавно, но связывать будущее счастье…
На лестнице послышались шаги. Анна вновь обрела спокойствие, бросила последний критический взгляд на свое отражение в зеркале, потом подошла к двери и холодно оглянулась на сестру.
— Думаю, об этом лучше судить мне, Джинни. Я не уверена, что хочу посвятить всю свою жизнь одному человеку, потому что за это надо платить свободой. Цена слишком высока, когда-нибудь ты сама это поймешь.
Заскрипела закрывающаяся дверь, по ее белой поверхности промелькнул теплый отблеск розового бархата, и на лестнице раздались постепенно удаляющиеся голоса и шаги.
Вирджиния сидела неподвижно, слушая стук закрывающихся дверец машины, шум двигателя, переходящий в яростный рев, эхом отдающийся на площади. Нил Мюррей был одинаково напорист как за рулем, так и в своем бизнесе. Неужели Анне был нужен именно такой мужчина? Как долго она будет с ним?
Вирджиния вздрогнула, пытаясь отогнать эту мысль; в конце концов, это жизнь Анны, но… Ее глаза затуманились, инстинктивно остановившись на кольце. Вирджиния взяла его и повертела в слегка дрожащих пальцах. Она чуть было не надела кольцо, но, когда кончик пальца коснулся тонкого платинового ободка, убрала этот ненужный более знак любви. Кольцо и все, связанное с ним, принадлежало Анне, и каким бы ужасным ни казалось ей решение сестры, не следовало позволять чувствам ослеплять себя. Анна вправе жить так, как ей хочется. Но Нил Мюррей…
Девушка положила кольцо в шкатулку с драгоценностями Анны и заставила себя приняться за уборку. Вскоре квартира засияла чистотой, а легкий запах лака смешался с домашними ароматами булочек с корицей и горячего шоколада. Она уселась у камина в халате, душевное смятение вновь охватило ее, и избавиться от него было невозможно. Она держала в руке горячую чашку и смотрела в кирпичный зев камина, обрамленный изразцами. Немедленно в памяти возникли ясные картины прошлого: ферма, луг, откуда была видна пронзительная голубизна Ла-Манша, красноватая свежевспаханная почва, длинное дупло в стволе дерева, пораженного молнией. Колли Ти колотящий пышным хвостом по бурым плиткам пола на кухне, старик Майк, ругающийся на своем выразительном девонширском наречии, когда молодой бычок удирал через пролом в изгороди… Бабушка Энни, напевающая отрывки из «Богемы», пока доит Конфетку и Масленку, и серьезно уверяющая, что музыка значительно ускоряет образование молока.
Вирджиния прикрыла глаза. Неужели прошло три года? Она еще чувствовала запахи нагретого солнцем пастбища, яблочного пирога и вкус корнуэльских пирожков, которые ее мать испекла в тот день, когда Анна впервые привела в дом Брента Хартлина. Казалось, это было только вчера — та осенняя пятница, когда завеса отодвинулась, позволив ей сделать свой первый шаг в чувствах, совсем не похожих на детские представления о любви. На смену удивлению пришел страх…
В ту последнюю неделю каникул Вирджиния часто плакала, помогая отцу чистить хлев. Она была вспыльчива, нерешительна и неопрятна; на коленке ветхих синих поплиновых брюк красовалась дыра, руки вечно покрывал слой грязи.
Она влетела на кухню и изумленно уставилась на, мать. Почему это мама сегодня вырядилась в новое шелковое платье?
— Анна приехала домой на уик-энд, — проговорила миссис Далмонт, вытаскивая из духовки противень с Пирожками и осторожно перекладывая их остывать на проволочную подставку.
— Ну и что? — Вирджиния уселась на угол стола, стянув кружок колбасы, пока мать отвернулась. — Ее опять уволили?
— Конечно, нет. Она получила ту работу.
— Что? — Вирджиния судорожно глотнула, подхватывая падающие изо рта крошки. — Там, где показывают коллекции одежды?
— Да, модели от Мариссы. Но я бы не хотела, чтобы она ехала на ярмарку. Я знаю, для нее это очень полезно — большая ярмарка модной одежды, новые люди, но Америка… Она еще слишком молода, чтобы так далеко уезжать из дома. Ты же читала обо всех этих безнравственных вечеринках, и…
— Ерунда! Ей уже восемнадцать, мама. — Рука Вирджинии вновь потянулась через стол — колбаса сегодня получилась необыкновенно вкусной. Засунув вдобавок в рот слоеный пирожок, она невнятно проговорила: — Анна всегда старается быть впереди.