Она кивает.
— Да, поэтому я и прихожу сюда. Это мое постоянное место. — Ее брови сходятся на переносице. — Чего я не могу понять, так это как ты нашел меня здесь.
Я пожимаю плечами.
— У меня свои способы.
Она издает маленький взволнованный вздох, который я ощущаю прямо на своем члене, сдвигаясь по мере того, как мои брюки становятся все теснее.
— Вот, пожалуйста, один латте, — говорит женщина, возвращаясь к столу, и ставит чашку передо мной. Словно заметив морозную атмосферу, она прочищает горло. — Ты в порядке, Нат?
Наталья встречает её взгляд и улыбается, но улыбка не доходит до ее глаз.
— Да, я в порядке, Синтия. Большое спасибо.
Она кивает, но не выглядит убежденной, когда оставляет нас наедине.
— Обращаешься к персоналу по имени, да?
— Я хожу сюда с Михаилом, сколько себя помню. Она всегда была добра ко мне.
— Почему твоя мама живет не в Бостоне?
Ее глаза вспыхивают гневом, а спина становится жесткой, как доска.
— Потому что она трусиха.
Я приподнимаю бровь, зная, что с тех пор, как умер отец Натальи, ее мать жила в России. В конце концов, я проделал домашнюю работу и мне известно всё, что нужно знать о ее семье.
— Правда?
Наталья впивается зубами в нижнюю губу и качает головой.
— Это не твое дело.
Я хватаю ее за руку через стол и сжимаю.
— Все, что касается тебя, — моё дело, Гурин, и не забывай об этом.
Ее ноздри раздуваются, но она ничего не отвечает.
Я отпускаю ее руку, когда эта царапающая потребность усиливается.
— Иди в уборную.
— Что?
— Ты меня слышала. — Бросаю на нее предупреждающий взгляд. — Я хочу, чтобы ты сейчас же пошла в женский туалет.
Ее язычок облизывает губы, привлекая к ним мое внимание. Не в первый раз с тех пор, как я сел.
— Почему?
— Наталья, если ты заставишь меня сказать это еще раз, клянусь Богом я…
Она встает, не говоря ни слова, и с важным видом направляется в женский туалет, который находится позади нас, закрывая за собой вращающуюся дверь.
Я сжимаю кулаки и заставляю себя подождать хотя бы полминуты, прежде чем тоже встать и последовать за ней. Это безумие, как отчаянно я хочу остаться с ней наедине.
Глаза Натальи расширяются, когда я захожу в туалет, и закрываю дверь, защелкивая на замок для надежности.
— Что ты…
— Никаких вопросов, — рычу я, надвигаясь на неё.
Она отступает назад до тех пор, пока ей некуда идти, спина упирается в белые кафельные стены. Грудь вздымается и опускается от глубоких, хриплых вдохов, когда я приближаю свои губы к ее на расстояние сантиметра.
— Скажи мне, принцесса, каково это — оказаться в моей власти на своей территории? — Спрашиваю я.
Ее челюсть сжимается, а затем она делает то, чего я не ожидал. Она плюет в меня.
Я в гневе хватаю ее за горло, сжимая так сильно, что ее глаза вылезают из орбит.
— Ты достаточно скоро поймешь, что подобное грубое поведение — худший способ вести себя рядом со мной.
Она вцепляется в мою руку, пытаясь оторвать ее от своего горла.
Я отпускаю, а затем прикусываю ее нижнюю губу зубами.
— Ты принадлежишь мне, и будет так, как я скажу. Не забывай об этом. А теперь ответь на мой вопрос.
— Я ненавижу это, — говорит она, глаза полны страстной ярости.
Я хватаю ее за бедра и впиваюсь в них кончиками пальцев.
— Не уверен, что верю тебе. — Я наклоняю голову. — В конце концов, ты говорила мне, как сильно хочешь трахнуть меня снова, когда мы были на Зимнем бале. — Разворачиваю ее лицом к стене и прижимаюсь к ней всей длиной своего тела. — Такая грязная девчонка, когда ты нуждаешься. Я хочу, чтобы та девушка вернулась.
— Она мертва, — шипит Наталья.
Я посмеиваюсь, качая головой.
— Это мы еще посмотрим, nena. Уверен, через несколько минут она будет здесь, умоляя меня о члене.
Она издает разочарованный звук, когда я провожу руками по ее соблазнительному телу, зная, что не уеду из Бостона, пока не насыщусь ею. Наталья принадлежит мне, и очевидно, что ей всё еще нужно понять, что это значит.
Глава 18
Наталья
Элиас грубо прижимает меня к стене, его руки скользят по каждому сантиметру моего тела, как будто он отчаянно хочет меня.
— Ты скучала по мне, nena?
Я бросаю на него взгляд через плечо.
— Нет.
Он смеется, тепло его дыхания дразнит мочку моего уха.
— Я не уверен, что верю тебе.
— Отпусти меня, — говорю я сквозь стиснутые зубы, пока он дразнит мои твердеющие соски через ткань рубашки.
— Хм, я так не думаю, — бормочет он, запуская руку под мою рубашку.