Я наклоняюсь вперед, упираясь предплечьями в стол.
— Хватит этого дерьма. Скажи мне, что тебе на самом деле нужно. Почему ты шныряешь по моим ночным клубам, поручая одному из своих людей домогаться Бьянки? Сделай уже свой ход, мне надоело валять дурака.
В его глазах мелькает едва сдерживаемая жестокость, и я задаюсь вопросом, сколько мужчин подвергались злому взгляду Безумца и дожили до этого. Но этот ублюдок ничуть меня не пугает.
— Я же говорил тебе, parce (пер. дружище), что мне на нее наплевать. — Он откинулся в кресле, его взгляд остановился на нашей с Бьянкой фотографии на моем столе. Кира сделала ее в день нашей свадьбы и вставила в рамку в качестве подарка. — Теперь она — твоя проблема.
Именно так. Бьянка — моя.
Моя, чтобы поклоняться ей и мучить по своему усмотрению.
Я должен защищать ее, особенно от мерзавцев, гниющих в дырке на сиденье напротив меня.
— Ты лжец. И я слежу за тобой. За каждым твоим шагом я слежу и жду, когда ты облажаешься — а ты это сделаешь — все, над чем ты так упорно работал, взорвется у тебя перед носом, как та машина.
Его беззлобный смех пробежал по моему позвоночнику.
— Но ты забываешь, что партнерство нашей семьи важнее, чем любая киска. Нам нужно развивать империю, и я не стану отвлекаться на пару красивых сисек и толстую задницу.
— Убирайся на хрен из моего офиса. Ты не часть этой империи, parce, — отвечаю я. Мне надоело, что он называет меня другом, как будто мы приятели или что-то в этом роде. — Ты просто шакал, который питается тушами тех, кого мы оставляем.
Он поднимает руки в насмешливом почтении. Снаружи он твердый, как вулкан, но внутри — чистая расплавленная лава.
— Ты становишься мягким, Даниил Козлов. Истории, которые я слышал о тебе, легендарны. Ты оттрахал почти весь Нью-Йорк. Ты никогда не позволял женщине водить себя за яйца. Что случилось? — Он громко цокает.
Моя рука опускается под стол, и, не раздумывая, я нацеливаю пистолет ему в голову.
— Она случилась, ты, ублюдок.
Пока тикают секунды, наши взгляды задерживаются и сталкиваются. Я осмеливаюсь прицелиться в него, но, он знает, что я не выстрелю. Во всяком случае, не здесь. В конце концов, он отрывает глаза от меня, выражение его лица скучное, только щека напряглась. Он медленно поднимается со своего места, его рука лежит на дверной ручке. В последнюю секунду он поворачивается и произносит прощальную фразу.
— Бьянка всегда была готова встать на колени. Я надеюсь, что она окажет тебе такое же внимание.
В воздухе раздается резкий взрыв, мой палец крепко сжимает спусковой крючок. Это предупредительный выстрел. В следующий раз мозги Диаса разлетятся по всей стене. С безумным смехом он выскальзывает из комнаты, и все, чем я могу похвастаться за свою вспышку, — это злость, скрутившая мое нутро, и пустая гильза на полу.
ГЛАВА 26
Бьянка
Сегодня четверг, и в доме тихо. В общем-то, здесь всегда тихо, поскольку все так разбросано, но Андрей и Джорджия уехали из города, а Кира, которая часто приезжает в гости, ночует в своем лофте в Бруклине.
От нечего делать я провожу часть дня в студии Джорджии. Художник из меня никудышный, но я также понемногу схожу с ума, поэтому научилась расширять границы и пробовать новое. Джорджия была достаточно любезна, чтобы дать мне несколько базовых уроков акварели, и даже если мои работы и вполовину не так хороши, как ее, сидеть в ее великолепной студии на третьем этаже дома с видом на море и Эрис рядом со мной — лучший способ расслабиться, который я могу придумать.
Выбрав лазурно-голубой цвет для неба моего пейзажа, я наношу его кистью на холст и пытаюсь наложить цвета в соответствии с указаниями Джорджии. Прошла еще одна неделя, а у меня по-прежнему нет никакой новой информации, которую я могла бы предложить Дейдре. Она знает, что я еще не пустила в ход "жучков" здесь, в поместье, и это давит на меня. Я должна, я знаю, что должна, но идеальный момент всегда кажется недосягаемым.
Время ускользает сквозь пальцы, и не успеваю я оглянуться, как солнце уже так низко, что лишь смутно мерцает на небе. Мой шедевр вряд ли можно назвать таковым, но он и не ужасен. Я оставляю картину на мольберте — завтра решу, что с ней делать.
Когда я встаю, Эрис поднимается со своей собачьей лежанки и стряхивает с себя последние остатки сна. Когда она не разгребает дерьмо, она очень хорошая собака и довольствуется тем, что проводит рядом со мной большую часть дня. Когда она со мной, я чувствую себя не так одиноко, иронично, учитывая, что именно по этой причине я сказала Даниилу, что купила ее, хотя в тот момент это было далеко не так.