Вздыхаю и чуть хмурю лоб, когда вдруг раздается оглушительный грохот. Резко поворачиваюсь на звук. На кухню вваливается Артур, оборачиваясь назад. Злой, как черт. Очень сильно сейчас напоминает мне моего супруга…
– Ма, да какого черта?! Сложно было убрать свои пакеты с дороги?!
Цыкает.
Мне неприятно. Пренебрежительное отношение ощущается так сильно, будто оно получило физическую оболочку в виде ушата холодной воды.
Отворачиваюсь.
– Ты мог бы и сам убрать, большой уже.
– Ага. Может быть, хватит скупать эти беспонтовые игрушки? Серьезно. Ты решила открыть в нашем доме филиал новогодней ярмарки?
Артур радуется своей остроте, хрюкает от смеха, открывая банку с шипучкой. Я морщусь.
– Тон сбавь, ты наглеешь.
– О боже, – сын снова закатывает глаза и разворачивается на выход, – Не нуди. Я просто пошутил.
Неприятно.
Однажды он назвал меня «душнилой», когда я попросила складывать грязные вещи в корзину, как минимум, и теперь я боюсь лишний раз к нему подходить, потому что это неприятно. Если дети считают тебя душнилой. Для того чтобы понять значение этого слова, кстати, не нужно быть большим знатоком молодежного сленга. Достаточно лишь иметь обширный словарный запас и уметь подобрать синоним. Или хотя бы опереться на корень слова. Согласитесь, несложно.
Артур уходит, а я смотрю на мелко шинкованный лук. Раньше они мне с братом помогали готовить. Им нравилось. Особенно печь печенье: весной мы делали кокосовые, летом песочные, осенью с кусочками шоколада, а зимой – имбирные пряники. У меня было много разных форм, да они до сих пор лежат, просто теперь без дела пылятся в самом дальнем ящике. С момента, когда один мой ребенок решил, что он слишком крутой и взрослый, второй быстро это перенял, а супруг никак не отреагировал.
Работа.
У Толи всегда одно оправдание на все случаи жизни: я работаю и обеспечиваю вам достойный уровень жизни. Вот так. И хоть извернись, но всегда сначала работа, потом дом.
Он слишком втянулся.
Моя мама – петербургская представительница вымирающего класса. Элита. У нее большая, пятикомнатная квартира на Невском проспекте, набитая различными предметами искусства. Меценат, как ей самой нравится говорить о себе. Для нее, конечно, мой брак с представителем совершенно другой касты – трагедия всей жизни. Глупо, наверно, говорить, что с Толей она не ладила никогда и никогда не поладит? Да, глупо. Сложно построить мосты с человеком, который при виде тебя громко заявляет: пролетариат приехал. Потом томно затягивалась длинной сигаретой в мундштуке и отворачивалась к окну. Не закатывала глаза она лишь потому, что это моветон, что не сильно меняло картину.
Мама в Москву не приезжает принципиально. Говорит, душно здесь и доллары у всех в глазах. Ей некомфортно. Я тоже не могу часто ездить из-за занятости, поэтому в основном мы общаемся исключительно по телефону, и однажды я не выдержала. Толя в очередной раз задержался на «очень важных переговорах с немцами», и я вылила ей все свое недовольство, на что услышала в очередной раз крупную затяжку и мудрый совет:
«Деньги затягивают, статус привлекает. Я поэтому и никогда не выйду замуж снова, дорогая. Знаю. Такие мужчины всегда будут ставить собственные амбиции вперед своей жены. Да всякий мужчина в первую очередь эгоист, конечно, но дай им власть? Ох, дорогая. Забудь о совместных ужинах…»
Тогда я поняла, что мама не любит не его «пролетариат». Толя давно не тот мальчишка на поддержанной шестерке. Он успешный и богатый, как она всегда и хотела, а ей все равно против шерсти. Так что да. Я поняла. Ей просто не нравится Толя, и никогда не понравится. Сколько бы мы ни прожили, сколько бы детей ни родили – плевать. Он навсегда останется для нее тем, кто отнял мое блестящее будущее, даже если выбор был только моим и осознанным.
Вот так.
Это тоже, кстати, взрослая жизнь. Все вроде бы просто, но одновременно безумно сложно, а главное – нет. Хоть петлей завяжись, ты никогда не будешь по-настоящему хорошим.