<p>
</p>
<p align="center">
***</p>
<p>
</p>
<p>
Валиум. Компазин. Мелларил. Стелазин. Чудесные разноцветные таблетки и пилюли. Ярко раскрашенные столпы, что держат своды Храма Успокоения. Во второй, такой долгой, половине дня – туинал и телевизор; ночью – тишина и холодный пот; утром – головокружение и слабость. Патти оставалась в окружной больнице уже вторую неделю.</p>
<p>
Очевидно, ей полагалось найти то, что она нашла. Расчленение при помощи кислоты было чем-то новеньким, и смерть Шери получила кое-какое упоминание в новостях, однако в мире серийных убийств и незасыпанных могил на заднем дворе оставалось лишь тешить надежду, что данный инцидент получит подробное освещение в прессе. Озабоченность Патти принуждала её звонить ведущим расследование полицейским по меньшей мере раз в день. Со стоическим терпением они выслушали, как Патти роется в своей памяти в тщетных поисках примечательных деталей, касающихся жизни Шери и её знакомств, но вскоре поняли: не стоит надеяться, что она припомнит что-то толковое.</p>
<p>
Патти всё отчаяннее искала успокоения в назначенных врачами лекарствах, но они едва помогали удержаться на плаву, её дни омрачал неотступный ужас. Стоило только открыть глаза поутру, даже в хрупком медикаментозном дурмане, и Патти тут же одолевало чувство, будто людей вокруг становится всё меньше, словно они пропадают, или их похищают – в больнице и даже, наверное, по всему городу. Её обволакивала неуклонно расширяющаяся пустота.</p>
<p>
Патти списала это на больничное окружение с его постоянным потоком пациентов, безвольными телами на каталках, что без конца возят туда и обратно. Она заполучила щедрый рецепт на валиум и выписалась из больницы, стремясь вернуться в уютный круг друзей. Добрый доктор, который вышел из здания одновременно с Патти, предложил её подвезти. Дико смутившись, что врач окажется в её мире и узнает её род занятий, Патти настояла, чтобы он остановился возле кофейни за несколько кварталов от «Парнаса». Она направилась к отелю, когда врач уехал. Сумерки только-только перешли в ночь. Был поздний вечер субботы, середина трёхдневного уикенда (о чём Патти с удивлением узнала от врача), и на улице было совсем немного машин и прохожих.</p>
<p>
Будто тот-захолустный-городок-в-воскресенье. Внутри Патти пробудилась тревога, пытающаяся порвать тяжёлые оковы валиума, словно вид полупустой улицы стал подтверждением пугающих галлюцинаций. Страх набирал силу с каждым шагом. Патти словно воочию представляла себе безлюдный вестибюль «Парнаса», как начинающееся на улице движение замирает, когда она проходит мимо, и буквально через пару мгновений всё пустеет на милю вокруг.</p>
<p>
Но затем она увидела множество живых силуэтов в окнах главного входа и прибавила шаг. Пока Патти в радостном предвкушении ждала на перекрестке зелёный, она заметила Жирдяя в окнах офиса наверху. И он тоже обратил на неё внимание в тот же самый миг, широко улыбнулся и подмигнул. Патти улыбнулась в ответ, помахала рукой и глубоко вздохнула, едва сдерживая слёзы облегчения. Вот что действительно исцеляет – не таблетки, а лица друзей и добрых соседей! Искреннее участие и сердечное сочувствие! Зажегся сигнал ИДИТЕ, и Патти припустила со всех ног.</p>
<p>
На пути к «Парнасу» она сбилась с шага, когда из своего дощатого логова на неё уставился Арнольд. Его пристальный, слезящийся взгляд пробирал до дрожи, хотя Патти сочла гримасы газетчика за своего рода жутковатое приветствие. В этом взгляде была… осмысленность. В следующее мгновение Патти толкнула стеклянные двери «Парнаса» и оказалась в бурном вихре дружеских приветствий, объятий, шутливых подначек.</p>
<p>
Было здорово вновь окунуться в это яркое, крикливое сообщество. Патти уведомила гостиничного администратора, что вышла в свет, и в следующие пару часов множество знакомых захаживали в «Парнас», чтобы её поприветствовать. Патти сполна насладилась своей печальной славой, получая скромные подарки и рассыпаясь в благодарностях и поцелуях.</p>
<p>
Наверное, так могло продолжаться всю ночь, только ночь выдалась странная. В районе активность почти сошла на нет, зато девушкам находилось занятие в Окснарде, Энсино и прочих экзотических местах. Кое-кто, впрочем, остался на родной территории, но и на них повлияла безлюдная атмосфера ранней ночи. Патти приняла ещё две таблетки валиума и притворилась, будто мирно отдыхает в кресле. Чтобы как-то справиться с донимавшим беспокойством, она взялась за книжку в мягкой обложке, которая оказалась в числе сегодняшних подарков. Патти даже не обратила внимания, от кого был этот подарок. Название книги впечатляло сильнее страшного лица на обложке: «Хребты безумия».</p>
<p>
Если бы Патти не ощущала необходимость чем-то отвлечься, нужду в какой-нибудь подпорке для пошатнувшегося духа, она бы не стала вдобавок ко всему прочему грузить мозги подобной высокопарной писаниной. Но после того как с вызывающим оторопь упорством она продралась через несколько страниц, текучий поток удивительно ясной прозы увлёк её и понёс в прозрачной волне. Валиум идеально помог достичь состояния пугающей сосредоточенности; когда в тексте попадалось незнакомое слово, Патти просто пыталась угадать смысл – и всякий раз угадывала верно.</p>
<p>
В обезлюдевшем вестибюле «Парнаса» проходил час за часом, за окнами постепенно замирал перекрёсток, а Патти блуждала по заснеженной территории и спускалась в глубочайшие ледяные тайники, сокрытые в основании самого мира и времени, где невероятные эпохи лежали в живописных руинах, и где в искусственном свете до сих пор жили и кормились гигантские разумные существа. </p>
<p>
Странно, в заключительной трети книги Патти начала обнаруживать скрытые намёки. Во всех помеченных абзацах имелось упоминание шогготов. Слово, самый звук которого вызывал у Патти душевный трепет. Она поискала страницу с комментариями или пояснениями, но ничего такого не нашла.</p>
<p>
Патти отложила прочитанную книгу рано утром. Вокруг не было ни души, но Патти едва ли могла это заметить. Память полнилась воспоминаниями, которые было страшно допустить в свой разум. Читая роман, Патти осознала, что приняла неведомую, ужасающую ношу. Её как будто оплодотворили инъекцией порочного знания, и теперь тёмный плод медленно вызревал внутри, наливаясь почти осязаемой тяжестью таинственной угрозы.</p>