Бабушке Ядвиге он верил. Так оно и есть. Какие отцы у мальчишек? У одного доктор, у другого трамвайный моторничий, у третьего инвалид… А у него — Герой Советского Союза. Вот почему ему завидуют и дразнят его фрицем. Какой он фриц, если не знает по-немецки ни одного слова? Зовут его Славеком, а фамилия у него самая настоящая русская — Курбатов.
Правда, он ничего не знает о своей маме, даже бабушка ничего не говорит о ней, а дедушка сказал коротко и хмуро:
— Пропала без вести!
Но Славек уверен, что мать его тоже была русской, и когда он вырастет, то поедет в Советский Союз и найдет ее. Обойдет всех живущих там Курбатовых — будь их хоть миллион — и найдет маму.
Назло мальчишкам Славек попросил, чтобы дедушка заказал металлический — вечный — венок с надписью:
«Отцу от сына Славека».
Дедушка исполнил его просьбу. Теперь венок с надписью лежит на могиле в парке и каждый знает, что Славек — сын майора Курбатова.
7. Старый друг
Встреча с названым сыном Сергея Николаевича Курбатова разволновала Очерета. И, только усевшись на предложенный ему стул, он заметил, что с пани Ядвигой творится неладное. Глаза красные, заплаканные.
— Пани Ядвига, шо сталось?
— От радости, пан Петр. Материнские слезы. Сын Янек приезжает.
Петр знал о мытарствах среднего сына Дембовских, был в курсе его нелегкой солдатской судьбы за рубежом. Сочным басом одобрил:
— Давно пора. Чего по той заграныци блукать, хай ей бис!
— Верно, верно. Теперь и дома дел много. Да и невеста заждалась, — глянул Феликс на смутившуюся Элеонору. — Давно помолвлены.
— Добро! Як в писни спивають: «Поблукавши, мий Петрусь до мене опять вернувсь». Свадьбу сыграете.
Элеонора улыбнулась грустными глазами:
— Сколько лет прошло! Многое изменилось.
Но Очерет, как истый джентльмен, отверг все сомнения:
— Шо там изменилось! Теория одна. На практыци таку панянку пивсвита обшарь — не знайдешь.
— Пан Петр! — погрозила Элеонора голубоватым с темно-вишневой коронкой маникюра пальчиком.
Ванда лукаво заглянула в глаза Очерету:
— Лучше объясните, какими судьбами снова к нам попали? Или, может быть, военная тайна?
— Нема у нас теперь друг от друга секретив, — весело пошевелил усами Очерет. — Колы з Польши уехал, демобилизовався, на ридный Донбасс вернувсь, на шахту пишов. Теперь с делегацией шахтарив до ваших горняков в гости приихалы. На шахту «Волнисть» пригласили. Нашими методами добычи угля интересуются.
Старый Дембовский обрадовался:
— Хорошее дело! Мы о ваших шахтерах слышали. И к нам на шахту прошу, товарищ Петр. Обязательно! Завтра же поговорю в профкоме.
— Времени маловато.
— Слушать не хочу. Вы нашу шахту от гитлеровцев освобождали, шахтеры вас родным человеком считают. Не отпустим. Так и знайте!
— Разве по старому знакомству, — сдался Очерет.
Ванда посмотрела на Петра сияющими глазами:
— Мы и Станислава ждем. Телеграмму послали. Вы ж друзья.
— Бачились вже. Вин мене в Тересполи зустричав.
У Феликса Дембовского была слабость, хорошо известная всем родичам и знакомым: любил старик выражаться торжественно. Встал, сделал значительную мину, проговорил, как свадебный тост:
— Шановный товарищ Петр! От имени всей моей семьи прошу вас к нам. Вспомним дни освобождения. Навсегда остались они в наших сердцах!
Несколько смущенный таким торжественным приглашением, поднялся и Петр:
— Благодарю! Дзенкуе! Тильки не один я. Цила делегация. 3 нами и покойного Сергея Мыколаевича жена приехала. На могилу мужа.
Приехала вдова Курбатова! Новость еще больше всех взбудоражила.
— Пани приехала из России?
— Ай-я-яй! Такое у нее горе!
— Ядвига до сих пор плачет, вспоминая майора!
Хриплый, как на всех вокзалах мира, голос диктора возвестил:
— Увага! Увага! Поспешный поезд Гданьск — Краков прибывает на первую платформу!
Застучали отодвигаемые стулья.
— Скорей, скорей! Ванда, где цветы?
— Святой Иисус, я так волнуюсь. У меня даже руки дрожат.
— Товарищ Петр! Вы с нами! Обязательно с нами!
Все бросились на перрон: гданьский скорый прошел входной семафор.
8. Человек из прошлого
Буфет опустел. Веслав занялся уборкой. Пшебыльский снова защелкал на счетах.
Слегка волоча ногу, словно и она шепелявила, Будзиковский подошел к стойке, скосил глаза в сторону Веслава. Пшебыльский распорядился: