Княжна достала из вретища оберег и на раскрытой ладони протянула его Горану. Он застыл, рассматривая в сумерках кожаные ремешки и монетку, а потом осторожно, бережно, взял оберег. Помолчал, прикрыв глаза и легко проводя по краю петельки, а потом и старой истёртой монетки.
— Где она? — ровным тихим голосом спросил Горан.
— Не успела выбраться, — закусив губу и отвернувшись ответила Сулена.
Княжич кивнул, спрятал оберег и широкими шагами направился к дружинным. Его взгляд зацепился за молчаливую троицу вернувшихся — каждый отвёл взгляд. Хмыкнув, Горан позвал Карну и отошел с ней к воротам. Со стороны было видно, как обычно решительная воительница что-то сбивчиво отвечает хмурому, как грозовая туча, княжичу, неловко пряча руки и глаза. Горан ещё раз посмотрел на Борушку и Юрасика и, отпустив Карну, подозвал Радима. Брату он лишь кратко сказал остаться за главного, а сам забрал ещё не рассёдланного коня и объявил всем, что возвращается в поместье, чтобы уладить дела.
А небо тем временем совсем стемнело. Он гнал коня не щадя по знакомой дороге до тех пор, пока скакун не начал ржать и фыркать, а потом и спотыкаться. Пришлось спешиться и идти пешком. Княжич выпустил в ночь дюжину порхающих птичек, то пролетавших у самой земли, то взмывавших над головами человека и коня. А сам шел, не замечая ничего.
Его душили ярость и грусть, сливаясь горем и разбиваясь на тысячи осколков. Все эти годы он мог верить, что там у них с сестрой всё хорошо и иногда, когда дорога выпадала мимо, проведывал могилу старушки Деи, убеждая ту не волноваться за девочек, которые должны уже хорошо жить. Они такие, они не пропадут. Ошибся.
В поместье Горан воротился до рассвета, отдал измученного коня заспанному мальчишке, по пути к терему умылся из дождевой бочки, а потом заперся на час в своей половине головы терема. Утром же, едва рассвело и попросыпались не только кухарки, но и старшие, княжич вышел и отправился к старейшине Яруну. И хоть и мало людей было на улице, каждый удивлённо оборачивался вслед Горану.
Княжич шел не в привычных броне или волховке клановых цветов, а в хоть и расшитом, но белом кафтане. У терема старейшины он помедлил немного, но всё же поднялся по высокому крыльцу и с гульбища постучал. Когда вошел, склонил голову и тихо, но твёрдо, сказал старому волхву.
— Прости, дед Ярун. Пусть Велибор княжит после отца. Я доле бороться не буду.
Днём позже на собрании в дружинном доме Горан потребовал с Юраса снять околеца и дать их ему. А как только взял, так сразу положил на край стола и рубанул каждое выхваченным кинжалом — одной стороной правое, другой стороной левое. А потом бросил разомкнутые браслеты обратно. Да и на оставшемся на столе клинке красовались две уродливые зазубрины, превращая его в бесполезную игрушку.
Глава 43
Зло, что птица домашняя, никуда не девается.
Ясна обижалась. Она старательно пряталась от сестры за ворохом осенних дел или в пещере. Только вот в поместье везде были следы болезни сестры, и хоть она уже шла на поправку, Ясна досадовала, что не смогла помочь. Да и сам Источник постоянно напоминал о случившемся хотя бы своим преображением. Девушка чувствовала, что сила стала плотней и обильней. И волховица за несколько дней наверстала упущенные недели, освободив всё приграничье первой сферы.
Ночью в горах звёзды невыносимо яркие, острыми брызгами впиваются в небо. Но через несколько дней они снова полетят вниз. Девушка, замершая у входа в пещеру, зябко вздрогнула и посмотрела вниз, туда, где за деревьями жило их поместье — дом сиротского клана. Недавно Верея нашла княжину в хвором доме и, улучив момент, отвела в сторонку. Женщина рассказала, что по дворам шепчутся и сокрушаются, что, мол, даже имя теперь у них есть — Сиротский клан — гордое и честное, а вот знака кланового так и не сподобились. И коль сёстры-княжини примут, люди хотели бы его им в дар принести. Они были не против, они просто позабыли про него.
На следующий день к двору правительниц собрались и остатки дружины, и женщины, и девушки, и поместные ремесленники. Они протянули несколько круглых поясных подвесов железных и деревянных, а на каждом красовались копьё и братина-птица, подобная той, какую к каждой Ночи Мириада Звёзд режут. Ясна смотрела на них неотрывно, пока рядом не прошла Мала. Старшая спустилась с крыльца и, поклонившись, приняла одну из подвес.
— Мы принимаем эту честь, — громко, чтобы услышал каждый, сказала она, и приладила знак к поясу. А потом ушла обратно в дом.