Огонь на миг вырвался из тела и просушил одежду и обувь, согрел, изгнал вгрызшуюся в нутро сырость. Девушка вновь рассмеялась громко, звонко, свободно, дошла из последних сил до ближайшего дерева и рухнула меж корней. Мала, наконец, уснула обычным сном без видений, а не провалилась в зыбкое марево страха.
Глава 19
Горек хлеб из подаяния.
(слова сирот)
Чеслав сидел возле стены гостевого двора. Сам двор стоял в половине дня пути от ближайшего города на мелкой и почти всегда пустой дороге, поэтому постой в нём стоил дёшево, особенно если не брать отдельной каморы и остаться внизу в общей трапезной. Но был и большой недостаток — проезжих караванов тоже не было.
В тот день волхва выгнали с пустыми руками, позволив забрать лишь то, что было на нём. Благо отец ещё ночью позаботился, вручил калиту, полную серебра, и велел поддеть кольчугу и не снимать оружия. Но больше ничего унести не вышло. Да и встреча с неудавшейся невестой испугала молодого мужчину — эти безумные глаза и отчаяние во взгляде, от которого цепенело тело ещё несколько недель являлись во снах. По-первости Чеслав жил с привычным княжичу размахом и деньги стремительно исчезали. Потом стал сдерживаться и зимовал достаточно скромно, но… к весне он уже не мог платить за постой в городе и пришел в этот двор. Сейчас на его ладони лежала последняя дюжина монет, почти все — медные и лишь парочка — серебро. Ещё несколько дней и ему придётся продавать кольчугу и меч или голодать под открытым небом.
Или наняться к хоть кому-нибудь, но… Разве он не пытался? Ещё осенью, и зимой, да и тут не оставил надежды. Но раз за разом ему отказывали все купцы и даже младшим гриднем в местные дружины не брали. Опытные люди с первого взгляда видели кто перед ним, что он в княжей дружине не на последних местах сидел, а среди родичей. И будь то беглый воин или изгнанный княжич — он в охране каравана или младшей дружине был лишним. Чеслав пытался выдать себя за вольного волхва или простого воина из охраны каравана, который отстал от купца, но врать не получалось и его гнали прочь, улюлюкая и срамя.
Отчаявшись найти работу, Чеслав стал подумывать отказаться от своей чести княжича, хоть и изгнанного, и податься к лихим людям. Они, поди, рода не спрашивают. Но до сих пор медлил, хоть порой зло думал о встрече с отказавшими ему купцами по другую сторону стрелы.
Мужчина сжал монеты в кулаке, а потом ссыпал их обратно в калиту на поясе. Ухмыльнулся и потёр лицо, заросшее щетиной. Пальцы привычно нащупали шрам — пустяковая была бы рана, царапина, коль её обработать вовремя, но нет. Чеслав спешил уйти подальше от Углеши и их волости, что совсем о себе не позаботился. Царапина воспалилась и долго гноилась, пока не выболела до бугристого красного рубца. Но он ничто рядом с теми шрамами, которые исполосовали сердце — отказ семьи от него, отказы всех, кого он просил о помощи. И даже теперь волхв понимал, что коль чудо приведёт сюда купца с караваном, даже если у обоза не будет охраны, его не возьмут. Просто не возьмут.
Остаётся продать взятые ещё из дома кольчугу и оружие, но… это ничего не изменит, лишь даст лишнюю горсть монет и прожить ещё сколько-то недель в достатке. А потом безоружного возьмут не с большим желанием, чем воина при мече. Хотя надежды наняться охранять караван уже совсем не осталось. Волхв вздохнул и вышел прочь, со двора, по дороге. Он взял направление на юг, надеясь на вольные нравы приморских портов, но даже не задумываясь о долгой дороге до них.
Но далеко от одинокого постоялого двора весна ещё не смогла так полно забрать себе землю и дыхание зимы чувствовалось в ветре и пряталось клочками снега по оврагам. Волость, которую этим утром вспоминал Чеслав, сбрасывала с себя остатки зимней лени и расцветала делами.
Из женской половины дружинного дома вышла Углеша, на ходу беседуя с Ладой и направилась в сторону терема. Княжна шла гордо подняв голову и не глядя в глаза встречному поместному люду, лишь чуть улыбалась на приветствия и слегка кивала в ответ. Да и встречные сторонились и спешили отойти прочь.
Прошло много времени с тех пор, как княжна вернулась из узилища и почти сразу вошла в женскую дружину. Теперь она по примеру брата, чаще жила не в княжем тереме, а в каморе дружинного дома, откуда и вела все дела. Да и с воинами, наконец, смогла подружиться, стать для них почти такой же старшей сестрой, а отрокам и младшим гридням и матерью, каким братом и отцом для них был Горан. Да они на пару и возрождали дружину в былой её силе по велению княжа. Только вот Углеша больше не улыбалась.
Глава 20
Звёзды разлетаются по миру,
Словно брызги звонкого ручья.
Звёзды собираются на небо,
Наши мысли с сердцем унеся.
Ясна осторожно перелила пряный вар в широкий ковш, покрытый от клювика резными узорами и больше похожий не на курицу, которую и задумывали, а на раздувшегося воробья. Полный ковш, послужащий этой ночью братиной, девушка поставила в плетёнку к завёрнутому в рушник хлебу и подошла к окну. Закат почти догорел и на небе уже расцветали падающие звёзды. Волховица чуть улыбнулась, спрашивая себя в который уже раз она будет праздновать Ночь Мириадов Звёзд? Шестой? Восьмой? Первый без Малы рядом.
По крыльцу затопали, а следом без стука, в дом вошли Яр и Благояр. Ясна мысленно хихикнула, вспомнив как молодых мужчин младшие между собой звали «два Яра» и гадали кто из них старше. Большинство думало, что Яр, ведь он стольким в поместье ведает, да и семья у него, но они ошибались — Блажик на два года старше, а может и на три, точно посчитать не получилось.
— Костёр готов, уже разожгли. Идём? — спросил радостный Яр.
— Да, идём. Возьми плетёнку, тяжёлая, — девушка кивнула на собранные хлеб и вар. — Не расплескай.
Яр кивнул и легко подхватил ношу, но держал двумя руками за ручку и за донышко. Ясна кивнула, поправила повой, звякнув начищенными околецами о колты, и вышла в ночь, не забыв придержать двери в сенях. Их костёр был дальше всех, на большой поляне, где даже и не убирали пристроенные заместо лавок брёвна да столами поставленные пни. И костровище, за несколько лет обложенное камнями, не зарастало — огонь на нём разжигали и на Мириады Звёзд, и на русалию, и на зимнюю тёмную недели. А порой и просто так сволакивали дрова и веселилсь, привечая деревенских кметов.
Но всегда приглашали Малу и Ясну, если они обе были дома, или хотя бы одну, если другая занята. Вот только Ясна без сестры до этого лишь на русалии и тёмной по разу была, да и то, там лишь кивнуть и посидеть долю или две от часа, успокоив всех — можно, а больше и не надо наблюдать. Ночь Мириадов Звёзд другое дело — она стала их общей трапезой, пусть и из одной шепоти хлеба. В этот праздник к костру старались приходить все, даже малые дети, а стариков у них не было.
Вот Ясна пришла, но не с Малой по правую руку, а с двумя Ярами за спиной, и все притихли, ожидая. Ночной ветер ласково пробегался по молодой траве и шевелил сорочки и понёвы, тормоша людей, раздувая огонь. Волховица кивнула, приняла переданную ей братину и…
Все прошлые разы Ясна улыбалась сестре, поворачивалась к людям и приветствовала всех, напутствовала, ободряла, и только потом пускала питьё по рукам. Но сейчас волховица замерла с братиной в руках, рассматривая рябь на густом пряном варе. Она молчала и кругом неё затихал даже ветер. Девушка стояла замерев, а потом сделала глоток и передала ковш в следующие руки.
Братина поплыла по кругу, но никто не решался нарушить тишину. Смех, ещё недавно звучавший на поляне, растаял в ночи. Вслед за напитком отправился хлеб — Ясна бросила крошки в огонь и съела свой ломоть, а потом каравай понесли вдоль всех, чтобы каждый отломил себе кусок.