Выбрать главу

Однажды перед самым отплытием за продуктами матроса срочно вызвали в город.

— Что же делать-то?— огорчился он.— Без молока и овощей лагерь оставим.

— А мы что, маленькие?— заявил Женька.— Одни сплаваем!

Герман понимал, что отпускать мальчишек одних не имеет права. Если об этом узнает Нина Ивановна, начальник лагеря, не сносить ему головы. Но другого выхода ом не нашел и решился.

— Будь что будет! Давайте, хлопцы, плывите... Ты, Женя, за старшего.

Ребята быстро влезли в лодку, Юрка сел за весла.

— Чтоб полный порядок у меня!—строго наказал Герман.

— Есть полный порядок!— заявил Женька и добавил: — Слово одессита.

— Тогда полный вперед!—скомандовал матрос.

Юрка рванул весла на себя. Греб он с упоением.

Ему нравилось преодолевать упругость воды, видеть, как бойкими струйками обегает она с весел, когда они взмывают вверх.

Потом Юрка устал, но сменять его никто не собирался. Женька с Горькой болтали как ни в чем не бывало. Просить же он не хотел. А весла становились все тяжелее и неповоротливее. Лодка замедляла ход. Это заметил Горька.

— Так мы, Юрка, к завтраку опоздаем,— сказал он. —  Поднажми-ка!

Того взорвало:

— Сам садись, да и жми! Расселись какие!

Больше всего рассердился Юрка на Женьку: от него-то он не ожидал...

— Ну-ну, не очень!—осадил его Горька.— Ишь каком! Забыл, что я боцман, а Женька — капитан? Ты лучше скажи нам спасибо, что мы...

— Спасибо? За что?— оторопел Юрка.

— Если бы не мы, не видать бы тебе лодки, как своих ушей! Скажем адмиралу, что слабак ты, спишет на берег, будь здоров!

Юрка разозлился, хотел было сказать что-нибудь обидное, да испуганно подумал: «А вдруг Горька, по правде нажалуется Герману?»

Он торопливо ухватился за весла, принялся снова грести. Но скоро окончательно выдохся. Хотел было уже совсем плюнуть на все, как вдруг заметил, что до берега подать рукой... Ребята быстро получили продукты, стаскали их в шлюпку, отчалили. За весла сел Горька. Женька пристроился на носу и командовал: «Право руля! Так держать! Правое табань, левое греби!». Юрка пристроился на корме, уставший и сердитый. А тут еще начала портиться погода.

Совсем недавно в небе, чистом, будто старательно протертом, плавало солнце, похожее на зрачок в глазу. Второе солнце купалось в прозрачной тихой воде... Затем пахнул легкий, робкий ветерок. По пруду побежала чуть заметная рябь, словно его зазнобило, и на нем высыпали мурашки. Солнце задернулось облаками, набежавшими из-за горизонта. Ветер закрепчал, стал злым и порывистым. Рябь перешла в крупные барханы... Вспучились волны, белые гребешки росли, словно мыльная пена. Они сердито толкались в крутой нос лодки, пытаясь добраться до тех, кто сидел в ней. Вдруг сильный порыв ветра развернул шлюпку, и темная волна, будто вороная лошадь с белой гривой, ударила в борт перескочила через него... Горька попытался было повернуть лодку носом к ветру, но лишь беспомощно махал веслами, Юрка бросился к нему, схватил обеими руками одно весло, сильным рывком выровнял шлюпку.

— Воду быстрей вычерпывай!—крикнул он Женьке. Тот, казалось, окаменел. Вцепившись в скамейку руками, испуганно озирался по сторонам. Горька, у которого Юрка выхватил весла, кинулся за черпаком... В это время в пионерском лагере все высыпали на берег. Несмотря на грозные приказания Нины Ивановны, никто не уходил. Тут же был Герман, только что вернувшийся из города. Узнав, что ребят до сих пор нет, он бросился на лодкой. Тут-то его и увидела начальник лагеря.

— Виноват, Нина Ивановна,— каялся он.— Если бы я знал, что погода испортится. Но вы не волнуйтесь. Мальчишки отлично плавают и лодкой умеют управлять.

Герман как мог успокаивал ее, хотя сам волновался страшно. Он впрыгнул в шлюпку, схватился за весла. Успел сделать лишь несколько гребков, как вдруг раздался радостный крик:

— Ура! Плывут!

Герман обернулся, увидел показавшуюся из-за мыска лодку, облегченно вздохнул...

Когда Юрка, Женька и Горька вышли на берег, их плотно окружили ребята, начали расспрашивать. Но вскоре страсти улеглись, и подобревшая Нина Ивановна отвела всех на завтрак. Остались лишь Герман да «мореходы». Он поглядывал на них повеселевшими глазами, будто не видел целую вечность. То и дело одобрительно похлопывал ребят по плечу, приговаривая:

— Вот это молодцы, настоящие матросы!

Наконец Герман спохватился: