—Тогда я уйду из команды!
Сказал и сразу испугался: что-то ответит Женька. Тот осуждающе глянул на друга, потом сердито отвернулся, хмуро бросил через плечо:
— Ну, как хочешь...
У Юрки дрогнули губы от обиды. Он стоял, не в силах сдвинуться с места.
— Ты чего стоишь? — удивленно спросил Женька.— Давай двигай.
Юрка сорвался с места, в глазах у него враз вскипели слезы.
— Быстрее! — подхлестнул Женька.— Тащи своего Горьку. Будем из него тимуровца делать...
Юрка остановился как вкопанный, обрадованно посветлел лицом, потом припустил к Горькиному дому.
В первой же операции Горька чуть не подвел тимуровскую команду. Вместе со всеми он копал картошку. Когда закончили, Юрка приметил, что рубашка у Горьки подозрительно топорщится.
— Выкладывай,— зашипел он на него,— пока хозяева пе увидели.
— Че я, даром, что ли, горбатился? — огрызнулся тот.— Взял-то несколько штук. Не убудет.
— Ну ты, Горька, даешь!—возмутился Мишка Чуркин.
— Квакинец он, вот кто! — поддержал Колька Глушков.
— Я квакинец?— обиделся Горька.— За это по шее полагается.
Они чуть было тут же не сцепились. Но помешал Женькин крик со двора:
— Команда, стройся!
Горька бросился со всеми вместе, вытаскивая рубашку из-под штанов. Оттуда сыпанули клубни.,.
Все обошлось благополучно для команды. Но не для Горьки. Женька отчитал его перед строем, вынудил дать слово, что больше такое не повторится. Горька дал. И после еще не раз давал. Только уже по другим поводам: что не станет драться со своими, обижать младших, опаздывать в строй. Давал слово и, что удивительно, сдерживал его. Только одно не смог: избавиться от «троек». Даже угроза, что вылетит из команды, не подействовала. А она для Горьки была страшнее широкого отцовского ремня, который не раз гулял по его спине. Тетя Шура, потеряв терпение, потчевала им непутевого сына. А потом со слезами на глазах, ругая себя, ставила ему примочки. Правда, в последнее время ремень спокойно висел на стене в прихожей, и его не касалась ни одна рука....
Глава пятнадцатая
Юрка, как комиссар команды, знакомил тимуровцев с делами на фронте. В газетах и по радио все чаще сообщали о победах Красной Армии. Наверное, от этого стали светлее лица у людей... Правда, горе по-прежнему заглядывало то в один, то в другой дом, обычно в виде похоронок.
Загрустил и Юрка. Уже больше месяца молчал брат. Юрка лез с расспросами к родителям. Папа хмурился, успокаивал: Алеше, мол, некогда или, может, письмо затерялось. В последнее время он все чаще пропадал на заводе до утра. Еще больше похудел, и костюм на нем висел, как на вешалке... Мама, когда заходил разговор о старшем сыне, тихо повторяла Юрке:
— Обязательно, сынок, придет письмо. Только надо подождать. Ты не расстраивайся,— и кусала губы, чтобы не расплакаться.
Каждый день из детского сада она шла в госпиталь, ухаживала там за ранеными. Возвращалась оттуда вконец уставшая. Как-то мама намекнула Юрке, что неплохо бы показать раненым концерт. На следующий же день он поговорил с ребятами. Тимуровцы загорелись, подобрали номера, даже пьесу. С ней поначалу заминка вышла: все наотрез отказывались играть роль фашистского офицера, которого партизаны взяли в плен. Тогда решили тянуть жребий. «Фашист» попался Горьке. Он хотел выкрутиться, но не тут-то было.
Анна Петровна помогала готовить пьесу. Ее сразу же удивил Горька. Он умело коверкал русский язык, пыжился, как заправский немец, так натурально вел себя, что мальчишки, наблюдая за ним, орали: «Смерть фашисту! Бей его!»
Анна Петровна даже испугалась, как бы не пристало к Горьке это проклятое прозвище. Но скоро успокоилась, видя, как после репетиции мальчишки одобрительно хлопают Горьку по плечу и показывают большой палец. И все же прозвище ему дали, но другое. Женька однажды восхищенно заявил:
— Ты у нас, Горька, великий артист.
С его легкой руки все стали звать Горьку Артистом.
Юрка возмущался:
— Кончайте. Что, у него имени нет?
— Да ладно,— миролюбиво отмахивался Горька,— жалко, что ли?
Он нисколечко не обижался, наоборот, был очень доволен, хотя виду не подавал.
...Первый свой концерт ребята приурочили к Дню Красной Армии. Они очень волновались. Но успех был полным. Раненые долго и шумно аплодировали артистам, потом накормили их, вручили по пачке «сладких петушков» и только тогда отпустили.
Юрка распрощался с ними раньше других: дома ему предстояло натаскать воды в баню.
Зайдя во двор, он привычно сунул руку в почтовый и шик, похожий на скворечник. Нащупал бумагу и с забившимся от волнения сердцем вытащил солдатский треугольник». От радостной догадки (.«Брат написал!») Юрка не сразу заметил, что адрес выведен незнакомым почерком. Торопливо развернул письмо. В нем оказалась бумажка, на которой было написано: «На ваш запрос сообщаем, что ваш сын... в боях с немецкими оккупантами, проявив геройство и отвагу, был убит, похоронен с отданием воинских почестей. Извещение о его смерти и наградное свидетельство вам выслано...»