Но Валька даже не успел подойти к ограде, как: вернулся Юрка с Николаем Петровичем.
В тот же момент двери в доме отворились, из них. вышел человек с портфелем.
— Это он,— шепнул Валька на ухо Николаю Петровичу. Тот несколько секунд всматривался, потом, вдруг хмыкнув, сказал:
— Это инструктор из горкома партии. Павел Иванович! — окликнул он незнакомца.
— Николай Петрович? — удивился человек.— Ты тут что делаешь? Или твой участок здесь?
— Да. А вот мои помощники,— показал Николай Петрович на ребят.— Они тебя за бандита приняли.
— Значит, мое чутье не подвело меня! — рассмеялся Павел Иванович.—Затылком чувствовал, что кто-то следит за мной. Оглянусь — никого. Ну, уж извините, что помешал. Горком задание дал — расклеить листовки-поздравления. Днем было некогда. Вот и решил по пути домой.
Они еще немного поговорили и расстались. Остальное время дежурства у друзей прошло спокойно. Казалось бы, ребятам только радоваться. А они загрустили. Так мечтали выследить бандеровца, а не смогли: обнаружить даже обыкновенной бандитской листовки.
По долго печалиться друзья не умели...
Глава седьмая
Последнее Женькино письмо обрадовало и расстроило Юрку. Почему обрадовало, понятно. А расстроило оттого, что друг рассказывал о лыжных походах тимуровской команды. В Ижевске уже наступила зима. Здесь же, на Украине, снега еще не бывало.
Потом он наконец выпал, полежал денька два и растаял. Снова лениво и скупо просыпался с хмурого неба, порадовал ребят с неделю и опять исчез. После этого выпадал несколько раз, но таял в тот же день.
Юрка вконец огорчился, сильнее обычного заскучал по родным местам. Вспоминались окрестности Ижевска. Стройные ели... Их ветви усыпаны снегом. От солнца снежинки сверкают, как крохотные зеркальца... Вот тогда, наверное, зашевелилось в Юрке желание выразить свои чувства в стихах.
С тех пор будто какая-то болезнь поселилась в нем. Даже на уроке литературы неожиданно для себя принялся писать сочинение в стихах. Когда кончил, растерялся и только было начал писать в прозе, прозвенел звонок с урока. Учительница литературы, Мария Васильевна, разобравшись в чем дело, удивилась, но сочинение приняла.
Потом она долго беседовала с Никитиным, даже сказала, что, может, в нем есть искра божья. Дала ему книжку М. Исаковского «Как писать стихи?»
И Юрка всерьез заразился поэзией. Увлекся чтением стихов и книг о поэтах, постоянно таскал в кармане записную книжку и карандаш.
Мария Васильевна, на суд которой мальчишка отдавал свои стихи, с затаенной надеждой думала: «А вдруг что путное выйдет?» Скоро о Юркином увлечении узнала вся школа...
Глава восьмая
Юрка любил зиму. Не меньше нравилось ему и лето. Здесь, на Украине, оно длилось много дольше, чем в Удмуртии. Начиналось сразу после зимы-осени, по существу, без весны. Лето — это зеленое пламя деревьев, бултыхание в ласковых водах реки, таинственные тропы путешествий и, конечно, футбол — самое любимое у мальчишек.
В городе настоящий стадион был один. Туда ребятам удавалось попасть реже редкого. Поэтому они облюбовали свое место для игр.
Это была довольно ровная и просторная площадка, обнесенная невысокой полуразрушенной стеной из неотесанного камня. Только дело немного портила маленькая церквушка, приткнувшаяся к одному из углов площадки. Ребята прибегали сюда обычно после уроков и до темноты гоняли мяч. Правда, чаще всего это была простая покрышка без камеры. Ее набивали травой, которая топорщилась изо всех дыр. Обычно встречались два седьмых класса. Чаще выигрывала Юркина команда. Но однажды она потерпела сокрушительное поражение. Победители сразу же ушли с радостными воплями. Разбрелись и побежденные. Осталась лишь тройка друзей. Им никуда не хотелось идти. Обидно. Проиграть, да еще с таким счетом! Сколько возможностей проворонили. Какая кошка перешла им дорогу?
Ребята не удержались от взаимных упреков.
—Ну и мазила ты,— укорил Мишка Вальку,— С двух шагов... Может, пас мой был плохой?
—А сам-то ты,— вмешался Юрка,— Влепил во вратаря...
—Ладно! — оборвал его Валька сердито.— Три-то штуки кто пропустил?
Юрка сразу сник.
—Хватит ругаться. Все виноваты.
— Точно,— согласился Мишка,— бывает.
У всех как-то враз схлынула злость друг на друга. Друзья переменили тему разговора. Развалились на траве, набравшей за день тепло, и только сейчас почувствовали, как тихо здесь, вдали от городской суеты. Над молчаливой церквушкой постепенно темнело небо, даже птички уже попискивали лениво и редко. Только небольшой серенький воробей щебетал и порхал со стрехи церковной крыши на каменную ограду и обратно.