Друзья побрели домой...
С той памятной ночи прошло несколько недель.
Как ни пытались ребята разузнать что-то новое про церквушку, все было напрасно.
Даже поначалу обиделись: все-таки не кто-нибудь, а они натолкнули. Потом рассердились:
— Подумаешь, какой секрет... очень уж надо!
И перестали этим интересоваться.
Но когда знакомый капитан попросил их заглянуть к нему, обрадовались. Наконец-то они узнают все...
Друзей привел Юрка, который считался в управлении своим человеком. Там их уже ждал капитан. Он завел ребят в комнату, должно быть, его кабинет, усадил. Начал шутить, расспрашивать о делах, учебе, рассказывать о пустяках. О церквушке ни слова. Ребята приуныли... Мишка не выдержал, спросил обиженно:
— Вы, товарищ капитан, нас для этого только и позвали?
Тот недоуменно поглядел на него.
— О церкви-то когда расскажете?
— К сожалению, я не имею права об этом говорить,— серьезно ответил капитан.
Лица друзей разочарованно-сердито вытянулись.
— Но собрал я вас не для того, чтобы поговорить. Начальник управления поручил мне выразить вам благодарность за помощь, ну и кое-что вручить.
Капитан повернулся к шкафу, стоящему в углу комнаты, открыл дверцу и вытащил оттуда новенький футбольный мяч.
Легко понять ту бурную радость, которую испытали в этот миг друзья...
Глава десятая
8 мая Юрка улегся спать поздно. Ездили всем классом заготовлять дрова для школы и умаялись.
Утром, когда Анна Петровна принялась будить сына, он проснулся не сразу.
— Вставай, Юрча,— продолжала тормошить мама.— Победа! Понимаешь? Радость-то какая... По-бе-да!
Наконец до мальчика дошел смысл того, что говорила мама. Словно электрическим током ударила радость в сердце. Сон слетел вместе с одеялом, сброшенным на пол. Юрка вскочил, закричал «ура!», кинулся в объятия матери. Стиснул Галку, чмокнул ее в щеку. С минуту бесшабашно носился по комнате, пока в глаза не бросился бюст Алексея, стоявший на столе. Юрка как будто споткнулся, сердце у него горестно сжалось, в глазах поплыло...
В полдень друзья отправились на центральную площадь. Здесь начиналось гулянье, посвященное победе. Было весело и шумно. Радио много раз передавало о том, что гитлеровская Германия капитулировала. Люди слушали молча, но как только диктор кончал, раздавались радостные крики, аплодисменты. Над площадью лилась торжественная музыка.
— Вот бы об этом стихи написать,— неожиданно высказал мысль Валька. .
— Здорово придумал! — одобрил Мишка и повернулся к Юрке.— Как, «Александр Сергеевич», принимаешь заказ народа?
— Принимаю! — Юрка рассмеялся,— Только болтать перестань и не язви!
Признаться, мысль написать стихотворение о сегодняшнем дне пришла Юрке еще утром. Наверное, ее вызвало переполненное радостью сердце. Чувства и слова искали выхода. А тут еще Валька...
Желание приняться за стихотворение так захватило Юрку, что он уже не мог больше ни о чем другом думать и говорить...
Друзья, заметив, что Юрка начал отвечать им невпопад, поняли и оставили его.
А к нему, казалось бы, сама собой уже пришла первая строфа:
Юрка чувствовал, что эти строки пока не выражают счастья победы. Он продолжал:
В ушах у Юрки все еще звучали торжественные слова диктора, голос которого был знаком всем советским людям. Но сегодня он звучал как-то необычно. Не сразу до мальчишки дошло, что диктор волнуется.
«Победа — это мир,— размышляет Юрка, покусывая кончик карандаша.— Победа — это тишина... Это молчаливые пушки... Нет, салютующие победителям пушки!!!»
И он закончил стихотворение так:
Вряд ли кто возьмется уверять, что из четырнадцатилетнего парнишки, сочинившего это стихотворение, получится поэт. Одно можно сказать смело: из Юрки вырастет человек, чувствующий и понимающий поэзию.