— Слушай, Юр!— понизил вдруг голос Федька.— Хочешь, я тебе за эту книгу хлеба дам, а?
Хлеб за книжку! Юрка сразу вспомнил, сколько у него книг, и на миг представил каждую из них буханкой. «Как в хлебном магазине»,— подумал он, проглотив слюну, и спросил:
— Сколько дашь?
— Говори ты!—-сказал Федька.
«Буханку!»—хотел было выпалить Юрка, но постеснялся и вслух несмело промолвил:
— Полбуханки, а?
— Идет. По рукам!
...Хлеб, который принес Федька, был еще теплым, с поджаренной корочкой, которая хрустела, как вафельный стаканчик у мороженого. Юрка съел его в один присест и огорчился.
— Давай дуй за книгой,— потребовал Федька. Юрка поплелся домой.
Зашел в свою комнату, глянул на книжную полку, которая нависла над его кроватью. Книг на ней лежало немного, но это были самые любимые. Юрка прочитал их не раз и не два, помнил наизусть целые страницы.
Тут же стояла «Как закалялась сталь». Мальчик вытащил ее. На сероватой картонной обложке был нарисован всадник в буденовке, с обнаженной саблей. Юрка не удержался, начал перелистывать книжку, задерживаясь глазами на знакомых строчках. И вдруг почувствовал какую-то непонятную тревогу... В книге было немало рисунков. Никогда раньше он не рассматривал их так внимательно, с таким волнением. «Ведь последний раз...»— эта мысль больно кольнула сердце.
А он все листал и листал книгу. Остановился, когда снова попался рисунок. На нем был изображен Павка Корчагин. На скамейке, с палкой в руках. Совсем рядом плескалось море. Юрка вспомнил то место в книге, где написано о том, как тяжело больной Корчагин приехал на Кавказ... Вон какие грустные глаза у Павки. Оно и понятно: поневоле загрустишь, коли попадешь в такое положение... И еще Юрка заметил, что в глазах у Павки есть что-то, кроме грусти. Как будто они укоряют кого-то. Кого? Может... Мальчик оторопел. Может, Корчагин смотрит укоризненно на него, Юрку? За то, что тот... У Юрки не хватило духу признаться в этом даже самому себе.
За то, что тот променял его на какой-то кусок хлеба!
Юрка представил, как Федька хватает жадными руками книгу, и ему стало гадко. Защипало в глазах...
Он выбежал во двор.
— Сколько тебя ждать?— недовольно буркнул Федька и потянулся за книгой, которую держал Юрка. Тот резко завел руку за спину, потом растерянно посмотрел на Федьку:
— Понимаешь, не могу я...
— Что не могу?— нахмурился Федька.
— Эту книгу не могу отдать... Хочешь другую? Даже две?
— Ты что, с ума сошел? Хлеб съел, а книгу не даешь!— разозлился Федька и попытался вырвать книгу из Юркиных рук.
Но тот крепко прижимал ее к себе.
— Я тебе хлеб верну, ладно?— попросил Юрка наконец.
Федька неожиданно согласился:
— Только тащи сейчас же.
— А где я тебе возьму сейчас-то?
— Мне что за дело?
Они долго препирались, потом поладили на том, что' Федька получит хлеб через четыре дня, но не полбуханки, а целую.
Проползли улиткой два дня. Юрка, терзаясь голодом, запрятывал подальше свой хлебный паек. На третий день не выдержал, съел один. Понял, что книги ему больше не видать, бросился о сарай и отчаянно зарыдал.
Там его и нашла мама. Хмуро выслушала сбивчивый рассказ, повздыхала, в сердцах шлепнула несколько раз. Через день, когда Юрка собрался в школу, дала ему большой сверток...
— Опоздал ты, пять дней уже прошло,— заартачился Федька,— не надо мне хлеб, давай книгу!
Юрка грубо сунул сверток Федьке в руки, глядя на него злыми глазами. Когда тот снова запротестовал, крепко стиснул кулак, поднес к самому носу Федьки:
— Этого вот не хочешь?
Тот испуганно отшатнулся...
Глава шестая
С начала войны Юркины родители стали долго задерживаться на работе. Уходили чуть свет, возвращались поздно.
Потом Галка оставила школу, пошла в ремесленное училище, из него попала на завод. Уговоры родителей не помогли. Она упрямо стояла на своем, твердила, что ее место там...
Домашние дела сами собой легли на Юркины плечи.
Ему пришлось ухаживать за коровой, которую Никитины купили еще до войны. Пасти ее, заготовлять корм. Но с этим еще можно мириться. Другое дело — дрова. До ухода в армию ими занимался старший брат, младший только помогал. Сейчас дрова для Юрки обернулись настоящим горем.
Попробуй-ка втащить бревно на козлы. Оно тяжелое, будто свинцом налитое. Юрка кряхтит, силится поднять один конец. Пот заливает глаза, ест их нещадно. Вконец измучившись, Юрка плюет на противное бревно, зло пинает его, чуть не плачет от бессилия и обиды. Потом усаживается на козлы, успокаивается. Начинает соображать. Вскакивает, быстро отыскивает в сарае веревку и толстую палку, пытается с их помощью поднять бревно. Но проку мало... Юрка в сердцах бросает палку и веревку.