Час спустя несчастная женщина лежала в постели, совершенно больная; а к крыльцу учительского флигеля подъехала запряженная парой телега, в которую Степан с печальным видом начал таскать пожитки Костина.
IV
Однажды, в зимние сумерки прошедшего года шел по Невскому проспекту молодой человек, очень бедно одетый. Тоненькое на вате пальто с потертым бархатным воротником, казалось, мало грело его, потому что он беспрестанно подымал кверху плечи. Лицо его имело болезненное выражение и начинало синеть от холода. В магазинах кое-где уже вспыхивал газ… Проходя мимо одного из них, молодой человек остановился и стал смотреть на вывешенные в окне эстампы, переминаясь с ноги на ногу, чтобы согреться. Постояв минуты две, он отправился было далее, но вдруг снова остановился, подумав о чем-то и повернув назад, вошел в магазин эстампов.
— Кажется, я наконец куплю ее..,— сказал он про себя, отворяя дверь магазина.— Только бы не запросили много.
— Что стоит эта женская головка с надписью sensitive? [94] — спросил молодой человек приказчика.
— Пять рублей,— отвечал тот, как-то недоверчиво поглядывая на этого бедного покупателя.
— Дешевле не уступите? — сказал молодой человек, не отводя глаз от эстампа.
Приказчик посмотрел на оборотную сторону гравюры, помолчал, как будто считая про себя, и наконец отвечал:
— Четыре с полтиной можно взять; но ничего меньше.
Молодой человек вынул из кармана порт-монне и, высыпав все, что в нем было, начал отсчитывать. За уплатой приказчику у него остался только полтинник.
В то время, когда гравюру завертывали в бумагу, дверь магазина отворилась, и вошла молодая, хорошенькая женщина в бархатном салопе цвета oreille-d’ours [95], с собольим воротником и в белой шляпе с пером.
— Что, рамка к портрету Штрауса готова? — спросила она приказчика и, подойдя к столу, где были разложены гравюры и литографии, стала перебирать их.
— Нет еще, завтра будет готова,— вежливо отозвался приказчик.
Молодому человеку показались, как видно, знакомы и черты этой женщины и звук ее голоса, потому что он долго смотрел на нее; наконец, взяв покупку и натянув перчатки, хотел уже выйти из магазина, как молодая женщина, сначала не заметившая постороннего лица, обернулась, и из уст ее вырвалось восклицание:
— Ах, Костин!..
— Александра Петровна! — в свою очередь воскликнул молодой человек.
Она протянула ему руку.
— Как давно мы не виделись, кажется, ведь три года будет?..
— Будет…
— Скажите, пожалуйста, вот не думала… Что это вы купили?
— Так… Головку одну…
— Ах, господи! как я рада… Вы, однако ж, ужасно как похудели и постарели. Что, вы давно воротились в Петербург?
— Нет, с месяц.
— И где же вы живете?.. Все там же, помните?
— Да, около тех мест…
— Что, разве обстоятельства не поправились?.. Да что я тут с вами болтаю… Нашла место!.. Вы теперь куда?
— Домой пробираюсь.
— Хотите, я вас довезу. Я в карете…
И при этих словах она улыбнулась.
— Зачем же… Я вас стесню.
— Ну вот — какое стеснение. Пожалуйста, сядемте… Мне хочется с вами поболтать. Знаете что? Поедем ко мне… будем пить чай, толковать…
— Вам не совестно звать к себе гостя, так плохо одетого?..
— Ах, господи… что это вы?.. Я все такая же; не знаю, как вы… Так едем?
— Пожалуй, если вы этого хотите.
— Известно — хочу. Только вот что я вам скажу… мне нужно еще магазина в два заехать. Вы меня подождите в карете. Ведь вам ничего… а не то со мной выйдете, если вам не скучно. Я мигом, я не люблю торговаться…
— Охотно…
Они вышли из магазина. На крыльце ждал Александру Петровну лакей в ливрее, обшитой гербовым бисоном. Он громко крикнул кучеру «давай», и Костин увидел щегольскую маленькую карету, запряженную парой серых с яблоками коней, которые храпели и били копытом мостовую.
Лакей ловко подсадил Александру Петровну и хотел было помочь также Костину, но он отклонил от себя эту честь и, сконфуженным голосом сказав «не надо», сам влез в карету. Александра Петровна действительно скоро обделала дела свои в магазинах. Костин дожидался ее в карете. Наконец лакей скомандовал «домой!», и кони понеслись стрелой по Невскому, заворотили на Литейный и у подъезда одного высокого дома остановились. В продолжение всей дороги Александра Петровна не переставала болтать…
Квартира старой знакомой Костина была не велика или, может быть, казалась такой оттого, что была слишком наполнена разного рода мебелью и вещами.