Капитан тотчас явился, уверенно топая коваными каблуками.
— На сегодня хватит, — проговорил комиссар. — Можете уводить обвиняемого.
— Папа… — прошептал Франсиско, — бежим прямо сейчас!
— Некуда мне бежать, — так же шепотом ответил дон Диего, ласково обнимая сына за плечи.
— Есть куда!
— Выйдет только хуже.
Франсиско злила и удивляла отцовская покорность. Неужели такой смельчак может просто взять да и сдаться!
Дона Диего вывели во двор. Солдаты окружили его и вытолкали на улицу под оскорбительное улюлюканье толпы любопытных. У мальчика перехватило дыхание, внутри все горело. Он расталкивал зевак локтями, стараясь защитить отца, но тут какой-то офицер схватил его за шиворот и отшвырнул прочь.
Зрителей все прибывало: кто же усидит дома, когда прямо по соседству разыгралось такое зрелище! Не менее увлекательное, чем казнь преступника на главной площади. Улицу запрудили десятки лошадей и мулов. Очевидно, все было спланировано заранее, независимо от результатов допроса. Как потом выяснилось, участь Нуньеса да Сильвы была предрешена давно, еще в Ибатине. Дону Диего приказали сесть верхом на мула; через ворота он успел бросить последний взгляд на свой дом: Альдонса с девочками застыли у колодца, точно надгробные статуи. Арестант попросил разрешения проститься с семьей, но солдаты ничего и слушать не желали. Франсиско пришел в такое исступление, что стражи потянулись к кинжалам.
— Тише, тише, — махнул рукой брат Бартоломе.
Он шагнул во двор и что-то сказал женщинам. Вероятно, позволил жене и дочерям попрощаться с еретиком, ведь как-никак их связывали кровные узы. Несчастные изумленно выслушали монаха, а потом, стыдливо потупившись, двинулись за ним. И тут Франсиско явилось странное видение: три бледные, скорбные, поникшие страдалицы в черном вдруг представились ему тремя Мариями Страстей Господних, в глубокой тоске следующими за поруганным, окруженным стражей Христом. А Христос — это его отец, которого все они любят, но помочь не могут. Солдаты, конечно же, ничего такого не понимали и с издевательским смехом позволили родным подойти, чтобы арестованный обнял их всех по очереди: сначала жену и дочерей, потом возмужалого Диего, своего старшего сына. А младшего, Франсискито, отец подхватил на руки и крепко прижал к груди.
Все, пора. Конвойные ехали по бокам, доктор — посередине. Все было устроено нарочно, напоказ, чтобы провести грешника по главным улицам в назидание остальным. Новость об аресте разнеслась мгновенно. Жители Кордовы повысыпали из ворот и дверей. Что же, пусть видят, как велика мощь инквизиции, пусть не забывают, как длинны ее руки, способные добраться до кого угодно в самых отдаленных уголках страны.
Фигуры всё удалялись и вскоре свернули за угол, скрылись из вида. Франсиско не выдержал. Вскочил на одну из лошадей, стоявших у коновязи возле стены их дома, и поднял ее с места в галоп. Это произошло так неожиданно, что никто не успел его остановить. Нагнать арестанта и стражников не составило труда. Дон Диего, онемев от изумления, придержал мула, солдаты схватились за оружие.
— Папа, папа!
Появление маленького всадника нарушило ход событий.
— Кыш отсюда! — кричали ему.
Франсиско хотел обнять отца, но его били по коленям, рвали из рук повод, дергали за стремена, норовя сбросить на землю. И все же мальчику удалось подобраться поближе. Отец и сын взялись за руки, в их глазах застыло отчаяние.
Яростный удар щита оторвал родных друг от друга.
— Пошел прочь!
Стражники снова заняли свои места.
— Я с тобой… я с тобой! — умолял мальчик.
Порядок был восстановлен. Дон Диего обернулся и все смотрел на сына, сердце его обливалось кровью. Между тем Франсиско не желал сдаваться и ехал следом, держась на небольшом расстоянии. Вот и городская окраина. Офицер развернул коня и, грозно насупившись, рявкнул:
— Проваливай, гаденыш! Марш домой!
В ответ Франсиско только молча потупился, но не двинулся с места. И тут заговорил отец:
— Все, сынок, возвращайся. Позаботься о маме и сестрах.
Мальчика охватила дрожь. Папа не просил, а приказывал, он полностью овладел собой, снова стал прежним. Франсиско поднял голову и проводил удаляющуюся фигуру взглядом. Дон Диего спокойно пришпорил мула, затем вскинул правую руку и в последний раз помахал сыну. Мул перешел на рысь. Стражники поспешали следом, но теперь больше походили на свиту, чем на конвойных.