Сие он проделывал до тех пор, пока у него кисти рук и сами руки не начинали от напряжения дрожать, и тогда он придумал еще кое-что.
Он велел сделать себе две перчатки из кожи <...>.
Коль скоро указанное совмещение имеет место, активность и пассивность становятся обратными сторонами друг друга: что харизматик придумал и инсценировал, будучи «режиссером», то он испытал на себе, будучи «актером». Свою активную деятельность по воспроизводству и созданию смыслов он пережил как пассивное приобщение к этим смыслам. Г. Сузо называл такое активно-пассивное состояние «деятельной восприимчивостью» («uebige enpfìntlichkeit») (ГС 114).
Самое важное и интригующее здесь — смена статуса смыслов с субъективного, когда создаются, на объективное, когда переживаются. В самом деле, не будет же харизматик истязать и умерщвлять себя лишь ради своих же фантазий! Нет, смыслы должны быть самодовлеющими, объективно-весомыми. И действительно, страдание, которое харизматик приготовил себе (а лучше — испытал в силу стечения обстоятельств), есть для него физическое, зримое свидетельство присутствия Божьего. Есть страдание — значит, Бог где-то рядом и занят тобой: «Страдай Меня из любви ко Мне, ибо Я не сумею обойтись без сего в тебе» (с. 282 наст. изд.). Не только харизматику необходимо страдать, но и Богу нужно, чтобы харизматик страдал:
Его милосердием мне было сказано <...>, что по причине подлинной любви к моим страданиям Он не может без меня обойтись <...>.
Поскольку страдание есть не что иное, как претерпевание Бога, И. Экхарт, толкуя евангельский стих «Блаженны, кто страдает за правду», противопоставляет для щееся «страдание ради Бога» («lîden durch got») «страданию в прошлом» («gelitenhân») и «страданью только в намерении» («noch-lîden-suln»), так как в двух последних видах страдания Бог уже и еще не присутствует (см.: МЭ 2010: 55). Активнопассивная структура страдания проливает свет на «отрешенность» (abegescheidenheit) И. Экхарта, «бесстрастие» (gelassenheit) Г. Сузо и «опустошенность» (lidekeit) И. Таулера. Эти родственные, близкие концепции предполагают активную, волевую деятельность ради создания условий пассивного и безвольного претерпевания Бога.
Как и всякий актер, харизматик демонстрирует свое действие-страдание зрителям: Богу, время от времени Деве Марии и остальным насельникам неба. «Я показала оное Богу», «Я показала страдание Богу и пожелала, чтобы Он ему внял», — повествует о себе Элсбет фон Ойе (Aut. 22, 10; 48, 7; 68, 4—5). Она вопрошает у Бога: «Видишь ли сие?» (Aut. 42, 3—4), и Господь отвечает харизматику, показывая ему в пределах той же игры свои страдания и их следы на теле: «На протяжении постного времени Господь наш показывал (erzaiget) ей по отдельности все те муки, которые Ему довелось вынести с тех пор, когда Его взяли под стражу, и до тех пор, когда Его сняли с креста» (с. 72 наст. изд.); «Тот показал ей Свои руки да ноги, Свой бок и сказал: “Поверь, это Я”» (с. 158 наст. изд.).
3. Координатное пространство традиции, гиперсемантизация
Некоторые черты перформативной практики, жизнетворчества уясняются из контекста традиции в целом. Традиция располагает, в частности, своего рода координатным пространством, насыщенным с разной степенью интенсивности ее ценностями и значениями:
<...> он (Служитель. — М.Р.) мысленно начертил три окружности, внутрь которых себя заключил ради духовной защиты. Первой окружностью была его келья, капелла и храм. Оставаясь в пределах этой окружности, он полагал, что находится в достаточной безопасности. Другая окружность охватывала весь монастырь за исключением ворот. А третья, и наиболее пространная, окружность включала входные врата, вот тут-то и нужна была изрядная осторожность. Когда же он покидал три эти окружности, то ощущал себя диким зверьком, вне норы и окруженным охотниками.
В середине такого пространства, «в обители проповедников в Констанце, около хора по правую руку, где восходят на кафедру (Lethner), под лестницей» (Murer 1751: 329), находилась «капелла» («capell») Г. Сузо. Это «убежище» («ein heinlich stat») было сплошь декорировано, по просьбе Служителя, фресками: начертанием изречений древних отцов и изображениями Вечной Премудрости. Пергамент с ее образом он перевозил с собой и натягивал, где бы ни ночевал, на окна келий (см.: ГС 87). Так, с помощью собственноручного иллюстрирования рукописей, декорирования тела (монограмма «IHS»), интерьера, а также посредством процедуры означивания строилось координатное пространство жизнетворчества Служителя — Г. Сузо. Уже физическое перемещение по такому пространству (направо, налево, вверх, вниз) само по себе становится значимым. Сидеть и подняться («Что сидишь? Встань!»), упасть и лежать (из-за истощения сил от любви), возвести (очи горе), встать одесную или ошуюю суть нечто другое, нежели их бытовые аналоги. Эти действия ритуализованы, этикетны, чрезвычайно весомы.