Религиозная жизнь позднесредневековой Вены отличалась большим разнообразием. Наряду с институциональными, имелись неорганизованные формы женского благочестия. Кроме принадлежавших разным орденам женских монастырей: Св. Николая (1200), Св. Магдалины (1230), Небесных Врат (1230), Св. Иакова (1236), Св. Лаврентия (1301/1302), Св. Клары (1303/1304), Св. Теобальда (1354) и Св. Иеронима (1384), имелись «дома душ» («domus animarum»), «плакальщиц по правилам св. Франциска», «госпитали», «лазареты», община Св. Иеронима кающихся из числа падших женщин и, наконец, неформальные кружки бегинок и благочестивых жен. Оставаясь одна, А. Бланнбекин ни в одно из этих объединений не входила. Она свободно посещала различные церкви (см. с. 327 наст. изд.), чего не могли позволить себе члены бегинажей, ее же «друзья» («amici», «sodales») упоминаются лишь время от времени (см. с. 335 наст. изд.). Неизвестно даже, была ли она в собственном смысле бегинкой или этот статус был ей присвоен писцом, ради сугубой убедительности. Проанализировав «Откровения» А. Бланнбекин, А. Штокальска приходит к выводу, что она, не имея достаточно средств, чтобы поступить в монастырь, поселилась в частном доме, рядом с конвентом миноритов, получив комнату и «молельню» («oratorium»). Ее образование, как следует из главы 127, было выше среднего уровня. Единственная известная нам представительница женского благочестия средневековой Вены, она пользовалась известностью лишь в узком кругу своих современников (см.: Stoklaska 1988).
Нересхаймская рукопись оканчивается словами: «Тот, кто сие написал, имел имя Ерменрих» (с. 335 наст. изд.). Является ли Ерменрих писцом или составителем «Откровений» А. Бланнбекин, идентичным с упомянутым в предисловии и заключении братом миноритом — предположительно из венского францисканского конвента Св. Креста, — которому она диктовала свои видения и исповедовалась, остается невыясненным. Так или иначе, некий босоногий брат из Вены, он же духовник Агнес, записал на кухонной латыни надиктованные ею на народном языке откровения, аудиции и чудеса, из которых, по-видимому, сразу после ее смерти составил «Жизнь и откровения достопочтенной Агнес Бланнбекин» («Vita et revelationes venerabilis Agnetis Blannbekin»). Из того факта, что в изложении не заметно какой-либо систематизации (исключения составляют лишь главы 8—23, посвященные ангелам и святым), делается вывод о достоверности книги, отсутствии значительной дистанции между устной диктовкой и записью, мистическим опытом и его окончательным закреплением в литературной форме. Воля редактора ощутима разве что в не слишком пространных рассуждениях богословского толка, введении в текст цитат-резюме из сочинений Августина, Иеронима, Григория Великого, Бернарда Клервоского. Как и у многих визионерок ее времени, знание латыни у Агнес ограничивалось церковной службой, хотя, как следует из главы 127, она умела читать по-немецки.
Книга состоит из 235 глав, за которыми неизменно ощущается ритм годового литургического календаря, ведь мистический опыт А. Бланнбекин обусловлен главным образом церковными праздниками. Это является дополнительным аргументом в пользу достоверности записей. Литургический год ритмизирует опыт, не запись. В отличие от опусов монахинь Хельфты, где тематизированные календарем видения умышленно собраны в отдельные части, календарные видения А. Бланнбекин следуют вперемежку с ее созерцаниями, аудициями и чудесами, не связанными с конкретными датами.
Хотя в произведении А. Бланнбекин зачастую упоминаются «восхищение» («raptus») и «экстаз» («extasis»), как правило, случавшиеся в ходе общественных служб, но порой также и во время приватных молитв, речь при этом никогда не идет о мистическом единении с Богом, разве что с одним исключением, главой 179, озаглавленной: «Как она была полностью восхищена в Бога». Речь каждый раз следует о сверхъестественном знании (не только горнего, но и дольнего мира), даруемом ей в аудициях и видениях, благодатных переживаниях, например ощущении сладости (при целовании алтаря — главы 40, 175; сосании крайней плоти Христа — глава 37), и дарах благодати, прежде всего слезном даре, «проливном дожде слез» («imber lacrimarum»), орошавшем ее все дни напролет (глава 76). Эти и прочие характерные черты опуса венской визионерки относят его, скорее, к жанру благодатных житий, нежели к жанру откровений. Общее свойство сочинений женской мистики средних веков — чувственное переживание сверхчувственного и, соответственно, его изображение в наглядно-чувственных образах — проявлено в «Жизни и откровениях» А. Бланнбекин в наибольшей мере.