«Ах, возлюбленный Господи, помогай мне, чтобы душа моя могла прославлять Тебя вечно — в вечной радости, наивысшей хвалой. Да возблагодарю Тебя ныне и присно за всё то добро, какое Ты мне, несчастной, недостойной и наименьшей из всех, когда-либо творил, и теперь творишь всякий день, и однажды даруешь в вечной радости по Твоему милосердию, дабы и там я благодарила Тебя постоянно длящимся славословием за всё то добро, какое Ты, Святая Троица, даровал Своим избранным».
А после этого в Рождество она узрела нашего Господа в виде Младенца. Он явился ей ровно в той величине и том образе, каким был рожден нашей Владычицей. От ступней и до плеч Он был с пядь в высоту, не больше того. Возлежал на лоне ее, был так сладок и мил, что милее не может и быть. И вот, когда она на Него так смотрела и размышляла в себе, о чем бы с Ним побеседовать да о чем попросить, Его не стало вдруг видно. Она же подумала в скорбном сердце своем, что Сей мог бы ей исполнить всё то, о чем она Его ни попросит, если даже она не видит Его, точно так же, как если бы она Его видела.
В это же самое время, когда она возлежала в постели, ей явилась наша Владычица, сладостная Царица Мария, принесла ей Младенца в руках и передала ей Его на руки, в постель. Младенец был несказанно хорош. Он сосал у нее из грудей, оставаясь при ней, пока не зазвонили к заутрене. Она же стяжала от этого настолько великую радость, что о том было бы слишком долго рассказывать. И как порой она смеялась от благодати и сладости, так иногда рыдала от любви и благодати: «Ах, Боже живый, кто бы мог сие заслужить, если бы Ты сего не давал по свободной любви!»
Тогда ею овладело желание — да так, что ей из-за этого даже сделалось нехорошо, — чтобы Господь наш обнял ее Своими божественными дланями и прижал к Себе Самому. Такое желание не оставляло ее более года, без того, впрочем, чтобы сие с нею случилось. Она часто рыдала и умоляла Бога с подлинным тщанием. И как-то ночью после заутрени отправилась в хор и проплакала столько, что ей показалось, что у нее нет больше слез, чтобы рыдать. Затем отправилась в келью, улеглась и тотчас уснула. И вот привиделось ей, что она снова в хоре, а перед алтарем стоят три Господина. На них были одинаковые облачения, и каждый был похож на другого — да так, что сильнее друг на друга они не могли походить... Но вот из трех Господ сделался один Господин, и был он настолько прекрасным, что красивей не мог бы и быть. Его лик сиял наподобие ясного солнца. Из тела его прорывался сквозь облачение блеск и лучащийся свет. Сестра стояла в хоре сзади и размышляла в себе, приблизится ль он, чтобы к нему со всей учтивостью обратиться, да о чем бы его расспросить. Тотчас сей к ней подошел и встал перед ней. Она же спросила: «Скажи мне, возлюбленный Господи, что есть наибольшая святыня здесь, на земле?» Тот отвечал: «Мое священное тело, в каковое всякий день претворяется хлеб» — и прибавил: «Любезная, любимая Мной». И, распростерев Свои длани, обнял ее и прижал к Своему Божию сердцу, так что ей показалось, что она вот-вот запечатлеется в Нем, как в воске печать. И дольше, нежели четыре недели, Он оставался в ее сердце таким, каким она Его видела.