— «Багдадцы»? — повторил аль-Нассар, улыбнувшись. — Название по крайней мере весьма занимательное.
Сней повернулся, чтобы предложить сигарету таинственной женщине, скрытой под пурпурной чадрой, которая всюду сопровождала аль-Нассара. Говорили, она была большой красавицей из Парижа, но Сней никогда не видел ее лица. И даже слова от нее никогда не слышал.
— Она не курит, — сказал аль-Нассар.
— Она и не говорит, — ответил Сней.
— Точно.
— Что же она делает?
Аль-Нассар одарил своего друга улыбкой сатира и поднял свой бокал вина.
— Все, что ни пожелаешь, — сказал он, лаская ее руку.
— Как ее имя, осмелюсь спросить? — спросил Сней.
— Аберджин.
Глотнув «Лафита» 1948 года, бин Вазир наклонился вперед и сказал торговцу оружием:
— Мой дорогой Аттар, теперь я хочу задать вопрос. Почему эти проклятые англичане называют «Бошами» словом «Бичамс»? — За пять лет Сней бин Вазир уже сумел приобрести приличный британский акцент, и его ежедневная беседа была всегда щедро подсолена и наперчена недавно выученными фразами и оборотами.
Бин Вазир недавно узнал, что французское название гостиницы «Бошамп» англичане произносят как «Бичамс».
— Я тоже не знаю, честно говоря, — ответил Аттар, редко находящийся в неведении относительно чего-либо. — Скорее всего, им просто удобнее произносить это слово как «Бичамс».
Не предлагая тоста, Аттар выпил вина и отправил в рот порцию икры, добавив при этом:
— Мой друг, я говорил тебе тысячу раз: в этом мире гораздо больше людей, которые придерживаются стиля, нежели сущности вещей. Стиль, а не сущность, мой дорогой Сней, служит самым надежным пропуском в лондонское общество.
— Вы, Аттар, всегда обладали и тем, и другим.
Аль-Нассар засмеялся:
— Вот видишь? Именно поэтому я до сих пор вожусь с тобой! Бесстыдный! Абсолютно бесстыдный! Я всегда обожал это качество в любом — будь то мужчина, женщина или ребенок.
Сней, изучая меню, которое было напечатано на французском языке, в течение нескольких минут безуспешно пытался привлечь внимание метрдотеля.
— Что, интересно, возомнил о себе этот клоп, что игнорирует меня? Я люблю этот ресторан, но каждый раз, как ни приду, этот французский педик ведет себя так, как будто он видит меня первый раз в жизни.
— Чего ты хочешь? Сейчас он подойдет.
— Я хочу задать пару вопросов.
— Возможно, я смогу помочь. В чем заключается первый вопрос?
— Простите меня за мой хреновый французский, но что означает, черт возьми, Canard du Norfolk Rod a I’Anglais?
— Это значит «Жареная норфолкская утка под яблочным соусом». Яблочный соус, согласно Эскофье, соответствует слову I’Anglais. Абсолютно восхитительный соус, идеально подходит к бургундскому.
— Я хотел бы лосося…
— Вареного, без сомнения?
Они улыбнулись и подняли бокалы. Это была шутка, понятная им одним.
— Ну а второй вопрос? — спросил аль-Нассар.
— Второй вопрос я хотел бы задать лично этому засранцу.
— Ну смотри, — сказал аль-Нассар.
Он кивнул одному из четырех громил, которых усадил за столами в каждом углу комнаты в сторону метрдотеля. Громила немедленно встал с места, подошел к официанту, наклонился и приблизил губы к его уху. После непродолжительного напутствия, произнесенного шепотом, он распрямил плечи, повернулся и снова ушел на свое место.
Метрдотель выглядел таким испуганным, словно человек, который только что совершил самую большую ошибку в жизни. Он подошел к столу аль-Нассара, начав кланяться и расшаркиваться еще за несколько метров.
— Господин аль-Нассар, — сказал он, не в состоянии скрыть дрожь в голосе, — приношу свои самые глубокие извинения. Я так сожалею, что не увидел, что вы требовали моего присутствия. О боже! Пожалуйста, простите меня. Может, я все-таки могу быть вам полезен?
Аль-Нассар поднял глаза и одарил стоящего перед ним человека мрачным, жестким взглядом, который приводит в трепет даже королей.
— Мне кажется, уважаемый, что мой деловой партнер, сидящий рядом со мной, господин бин Вазир, имеет к вам вопрос. Он безуспешно пытался привлечь ваше внимание в течение некоторого времени. Вы доставили ему некоторое расстройство.
— Но… Но я не заметил! — сказал официант, кланяясь теперь Снею. — Что я могу сделать для вас, сэр? Кроме того, чтобы попросить у вас прощения?
Сней повернулся к Аттару и сказал:
— Мне начинает нравиться эта пресмыкающаяся мелкая жаба. Даже при том, что все его слова пропитаны ложью.