- Значит, вместо того чтобы спрашивать, вы намерены подсказывать мне ответы?
- Не слишком ли скоро мы начинаем ссориться?
- Мы и не подумаем ссориться, если вы дадите мне сказать то, что я хочу.
- Ладно, говорите. Вы собираетесь за него замуж?
- Да, собираюсь.
- Это правда? - спросил он. В этом огромном городе для него не существовало никого, кроме нее, и вот она преспокойно говорит, что уйдет навсегда, оставив его в одиночестве. Он почувствовал себя глубоко обиженным и разозлился. - Если вы выходите за него замуж, зачем же вы назначили мне свиданье?
- Вот этого-то я как раз и не могу объяснить. Но я знаю одно - больше мы с вами не увидимся. Первый и последний раз, а затем - прощайте. Я с самого начала хочу вам это сказать.
- Не думаю, чтоб это было честно с вашей стороны - как по-вашему? Не знаю, как смотрит на это О'Хэйр, но по отношению ко мне это нечестно.
- Во-первых, Арни ничего не знает, а во-вторых, если вы хотите, чтобы я сейчас же ушла, я уйду.
Эрик смотрел на нее сбоку и видел, как напряглись мускулы ее лица от еле сдерживаемых слез; он знал, что если дать ей уйти, она расплачется, но ей станет гораздо легче.
- Нет, - мрачно сказал он, - никуда вы не уйдете, и все будет, как мы условились. Правда, это не то, чего я ждал, но мы постараемся, чтобы нам было как можно веселее.
- И не будем больше говорить об Арни?
- Не будем. Только еще один вопрос: вы живете с ним вместе?
- Нет, - холодно сказала она. - Я живу у отца и матери. Недавно к нам переехала моя сестра со своим мужем Джо. Он очень славный. Мы все очень славные, только у нас немножко тесно. Поэтому мне не хотелось вчера много говорить по телефону. Иначе мы бы обсуждали это всей семьей месяца два.
- Значит, вы выходите за него из-за денег.
Она повернулась к Эрику и грустно рассмеялась.
- Знаете, Эрик, вы такое дитя! Вы говорите мне в лицо ужасные гадости, а вчера по телефону были таким милым. У Арни О'Хэйра нет денег. Он мне очень нравится, он как раз такой человек, какого я хотела бы иметь своим мужем. Он не даст завести себя в тупик, как папа или Джо, а в наши дни самое главное - иметь характер, вот что. Арни никогда не останется без работы. И никогда не пострадает из-за предрассудков, как наш Джо. Знаете, ведь в Америке к ирландцам относятся так же скверно, как и к итальянцам. О, я что-то не то говорю, но понимаете, Эрик, все шло прекрасно до позавчерашнего дня.
- Сколько он зарабатывает? - с расстановкой спросил Эрик.
- Шестьдесят пять долларов в неделю, - таким же тоном отвечала Сабина. - Он работает в одной крупной юридической фирме, и как только получит в другой фирме место, которого ждет, мы поженимся.
- Поздравляю!
Шестьдесят пять долларов в неделю! Столько же зарабатывает рядовой университетский профессор, но пока Эрик станет профессором, ему придется быть просто преподавателем, а прежде надо еще получить докторскую степень; для этого надо заниматься исследовательской работой, но он даже не может к ней приступить до возвращения Хэвиленда.
- Ладно, - сердито сказал он, - больше не будем об этом говорить. Произошло недоразумение, и виноват в этом только я. Но я рад, что вы мне все объяснили, и рад, что вы пришли. Это очень великодушно с вашей стороны.
- О, Эрик! - взмолилась Сабина.
- Нет, серьезно. Я считаю, что с вашей стороны было очень мило прийти и объяснить все, как есть. А теперь давайте сядем в автобус, поедем в центр и будем веселиться.
- Но у вас такой сердитый голос!
Он круто повернул ее к себе.
- Конечно, я сержусь. Я сейчас мог бы вас поколотить. Но раз уж свиданье наше состоялось, то не будем говорить о посторонних вещах. Идем, вон остановился автобус!
Почти всю дорогу до Пятой авеню они молчали, обменявшись только двумя-тремя ничего не значащими фразами. Наконец, Эрик вынул сигареты и предложил закурить. Они сидели, почти прижавшись друг к другу, хотя на втором этаже автобуса не было никого, кроме них. Наконец, он обнял ее за плечи.
- Слушайте, давайте не будем злиться, - сказал Эрик. - Я уже не сержусь. Будьте моей девушкой хотя бы только на сегодня, хорошо?
- Да. - Опустив голову, она смотрела вниз, на витрины магазинов, но он догадался, что она улыбается.
- Нет, скажите это как следует, - настаивал он. - Скажите: "Я, Сабина, буду твоей девушкой, Эрик, только на один сегодняшний день". Вы должны сказать это.
Затянутой в перчатку рукой Сабина сжала его руку, и это прикосновение напомнило Эрику позавчерашний вечер, когда он вел ее в кухню.
- Страшно глупые слова. Кроме того, слишком длинно.
- Тогда пустите мою руку. - Он попытался высвободить пальцы, но она, смеясь, не выпускала их.
- Как не стыдно цепляться за руку постороннего мужчины, ведь вы даже не его девушка!
- Я же сказала, что буду вашей девушкой.
- Это я сказал, а не вы. Вы еще так неразвиты, что у вас не могло хватить на это соображения.
- Идите к черту, - расхохоталась она.
- Скажите: "Я, Сабина, велю тебе, Эрику, идти к черту".
Она быстро обернулась и хотела что-то сказать, но вдруг загляделась на его тонкое, юное лицо. Он был тщательно выбрит, но кожа на его подбородке была совсем гладкая и нежная, точно он никогда не употреблял бритвы. Она смотрела на его рот и устремленные на нее глаза. Ей захотелось поцеловать его.
- Подите ко мне, - сказал он, внезапно охрипшим голосом. - Подите ко мне, я вас поцелую.
- Не сейчас, - ответила она, отодвигаясь, но не выпуская его руки. - Не сейчас. Потом. Обещаю вам.
Они позавтракали в дешевом ресторанчике Чайлдса, и Сабина обнаружила, что Эрик еще не видел ни Статуи свободы, ни Аквариума, ни нью-йоркских музеев, ни театров, и вообще ничего, кроме университета и еще нескольких мест, связанных с его работой.
- А вы что видели из всего этого? - спросил он.
- Все, и по сотне раз, особенно в то время, когда я была безработной. Давайте поедем в Бэттери-парк и прокатимся на катере.
Покатавшись на катере, они долго гуляли по Уолл-стрит. Стало темнеть, и стук каблуков Сабины гулко отдавался на пустынной улице. Эрик увлек ее в подъезд какого-то большого банка, и там они поцеловались. Он сказал, что любит ее, но Сабина промолчала и только потерлась щекой о его щеку. Они вышли на темную улицу и еще дважды останавливались, чтобы поцеловаться. Сабина обвивала руками его шею, тесно прижимаясь к нему стройным телом. Они закусили в ресторане на Юнион-сквер и, наконец, устав от ходьбы, зашли в кино на 53-й улице. После сеанса он пересчитал деньги под уличным фонарем и решил, что хватит, чтобы довезти ее домой на такси. Она пыталась было протестовать против такого мотовства, но, сев в машину, сразу же очутилась в его объятиях. С каждым новым поцелуем ее губы казались ему вся мягче и податливее.
Машина остановилась на 155-й улице, между Бродвеем и Амстердам-стрит, но Сабина не позволила Эрику отпустить такси.
- Нет, Эрик, пожалуйста, не надо. Ведь потом нам будет только труднее...
- Неужели то, что вы сказали утром, остается в силе? Вы не передумали? - печально спросил Эрик. Он стоял рядом на тротуаре, без шляпы. С реки дул сильный ветер, но Эрик по-прежнему остро ощущал запах ее пудры, теплоту щек и прикосновение ее губ. - Я было надеялся...
Сабина покачала головой.
- Нет, Эрик. Просто... спокойной ночи.
Она повернулась и вошла в вестибюль. Тяжелая дверь захлопнулась за нею, муслиновые занавески на стекле скрыли ее из виду. Она так ни разу и не оглянулась. Постояв немного, Эрик отошел от двери и рассчитался с шофером.
Весь следующий день он ходил, как в тумане. В половине седьмого он позвонил Сабине. Мужской голос попросил подождать, но через минуту сказал, что Сабины нет дома. Эрик снова позвонил в девять, но тот же голос сказал, что она вышла час тому назад.
Всю неделю он звонил ей ежедневно и каждый раз просил передать ей свой номер телефона. Ему отвечал все тот же мужчина, он ни разу не рассердился и не высказал раздражения, хотя, по-видимому, сразу же узнавал Эрика. Он покорно и даже грустно отвечал, что Сабины нет дома. На следующей неделе Эрик позвонил только раз, а потом совсем перестал звонить. Ведь у Сабины есть номер его телефона, говорил он себе, пройдет время, и она сама позвонит. Все будет хорошо, убеждал он себя, но в этом внутреннем голосе была та наигранная веселость, с какою взрослый лжет ребенку.