Когда-то прежде Ключ был альдари. Пиратом из братства Солнечного Удара. Теперь он превратился в нечто иное. Хотя Ключ по-прежнему напоминал то существо, которым был раньше, все его худощавое тело пронизала призрачная кость, поощряемая многолетними стараниями Фабия. Его голые конечности усеивали белесые шипы, а из головы сбоку выходил один-единственный жесткий рог и загибался через верх на затылок. Глазницы плотно заросли ракушками из призрачной кости, и те пустили свои тонкие нити по коже щек и через переносицу. Под свободным одеянием подрагивали психопластиковые реснички.
Когда альдари шел, призрачная кость вокруг него отзывалась, то увеличиваясь, то уменьшаясь без видимой системы. Расслабленное лицо существа не выражало ничего. И разум у него как таковой отсутствовал, потому что мозг тоже поразила призрачная кость. Теперь это был не более чем живой психический резонатор. Живой инструмент, придуманный для того, чтобы открывать и закрывать свои калитки в Паутину.
— Здравствуй, Ключ. — Фабий взял руки альдари в свои. — Выглядишь хорошо.
Он и не ждал ответа. Ключ никогда не отвечал. И все же Фабий разговаривал с ним. Как гласила старинная мудрость: все на свете растет лучше, когда с ним разговариваешь. Ключ погладил его лицо и раскрыл рот, имитируя речь. Затем перевел взгляд мимо, на Саккару. Качнулся в сторону Несущего Слово, лицо его оживилось.
Фабий в изумлении смотрел, как Саккара стоически переносит пугливые касания существа. По причинам, которые ускользали от него, дьяволист очаровал Ключа. Саккара, со своей стороны, вроде бы испытывал лишь только легкое отвращение. Своего рода прогресс.
— Он кажется здоровым, — заметил Фабий.
Рамос хмыкнул:
— Он не ест и не спит, этот сосуд для жутких вещей. — Шумовой десантник пожал плечами. — Он достаточно здоров. — Рамос посмотрел на Фабия. — Тебе нужны его услуги? С недавних пор он не находит себе места. Обычно это значит, что ты планируешь его использовать.
— Нет. Я просто пришел проверить его состояние. Отведи меня в рощу.
— Пойдем. — Рамос развернулся и побрел прочь. Фабий дал знак Савоне и Саккаре оставаться на месте и последовал за ним. Шагая за спиной шумового десантника, он заметил, что деревья здесь переплелись, образовав белесый полог, похожий на неф храма. Они уходили вверх и там смыкались, заглушая естественный свет и заменяя его своим мягким сиянием. Мотыльки света танцевали в воздухе, призывая искаженные тени. Кость шептала знакомым голосом — или голосами.
Фабий не обращал на них внимания, потому что это были его собственные голоса. Его воспоминания, его мечты, его забытые желания, сливающиеся в шипящий шелест. Он поднял голову. Мягкие пузыри, полные мутной плазмы, цеплялись к ветвям наверху, и в каждом из них плавал зародыш. Странные плоды зрели здесь, в самой дальней роще сада.
— Каково их состояние? — тихо спросил Фабий.
Рамос проследил за его взглядом:
— Сад растет, и они растут вместе с ним. Одни вертятся, другие спят сном младенца.
— Хорошо. Все так, как должно быть.
Фабий провел пальцами по ближайшему дереву. Тактильные датчики, встроенные в броню, тут же измерили поток синаптических импульсов, уходящий сквозь призрачную кость в спящих зародышей. Фабий ощутил знакомый зуд в основании черепа. Призрачная кость, которую он имплантировал себе в мозг, резонировала с окружающим миром, и информация, хранящаяся в его кортикальных узлах, начала загружаться в рощу.
Гул голосов стал громче. Фабий закрыл глаза, зуд превратился в ломоту и, наконец, в острую боль. Он оборвал связь за миг до того, как боль стала невыносимой. Так лучше всего было дозировать поток информации. Вливать по капле в еще не сформировавшиеся умы, чтобы они сами могли ее переварить.
— Эти отличаются от других, — сообщил Рамос.
— Да. Новая порода для нового тысячелетия.
— Ты будешь переселяться в них, как переселился в плоть, которую носишь сейчас?
Фабий улыбнулся:
— Нет. Нет, когда эта плоть окончательно рассыплется, я рассыплюсь вместе с ней. — Он оглядел себя и разгладил несуществующую складку на плаще. — Мои клоны пойдут дальше, не отягощенные моим призраком. От меня у них останутся знания, и больше ничего. — Он пожал плечами. — Что касается наследства, то могло быть и хуже.
— Ты умираешь, — помолчав, произнес Рамос.
— Я всегда умираю.
— Это другое. Я чувствую предсмертную песнь твоих клеток, то, как они выгорают одна за другой. — Рамос посмотрел на него. — Хочешь знать, как она звучит? Я могу воспроизвести ее, если пожелаешь.