Квин оглянулся:
— Что?
— Почему здесь?
Квин повернулся обратно к тропе:
— А почему не здесь?
— Каков вопрос, таков и ответ, — буркнула Савона. Она подняла глаза и остановилась. — Это что… хижина?
Фабий проследил за ее взглядом.
Строение впереди действительно напоминало хижину — квадратное сооружение, вкопанное в склон утеса и укрытое между деревьев. Дом из грубо отесанных бревен. Крыша, покрытая дерном и снегом. На верхушке торчала печная труба, и Фабий ощутил запах древесного дыма на ветру.
— Да. Я сам ее построил.
Квин резко свистнул. Из подлеска выскочили несколько косматых четвероногих фигур и устремились к ним. Псы были уродливыми, шкуры щетинились окостеневшими наростами и чешуей. Окружив Квина, они заскулили как младенцы и принялись лизать ему руки и лицо раздвоенными языками.
— Как-то не очень роскошно, — заметила Савона.
— Мне нужен был дом, а не дворец.
— Вспоминаю охотничьи домики, которыми владела моя семья, когда я был маленьким, — сказал Фабий. — И псы у нас тоже были. Уродливые зверюги.
Он опустился на одно колено и щелкнул языком. Одна из собак отделилась от стаи и осторожно потрусила к нему. Обнюхивая протянутую руку, она обдала его вонючим дыханием, а капающая слюна разъела краску на перчатке. Квин щелкнул пальцами, и зверь бросился обратно. Фабий поднялся.
— Это что, сад?
— Вроде того. Почва здесь… сложная. — Квин указал на сыромятный полог, служивший дверью. — Идем внутрь. Скоро пойдет снег. Это не так приятно, как можно подумать.
В хижине было тепло. Дом строился под рост и вес легионера, с укрепленными полами и высоким потолком. На стенах висели мохнатые шкуры, на грубых полках стояли книги и свитки различной давности. Фабий изучил содержимое ближайшей.
— Не помню, чтобы ты любил науку, Нарвон.
— В одиночестве человек учится ценить определенные вещи. — Квин подошел к камину и начал подбрасывать хворост из корзины в тлеющие угли. — Садитесь, если хотите.
— Здесь же нет стульев, — заметила Савона.
— По мне, так сидеть вполне можно и на полу. — Квин даже не взглянул на них.
Фабий заметил останки комплекта терминаторских доспехов модели «Тартарос», собранные и выставленные на импровизированной раме из кости и дерева. Доспехи видели и лучшие века, и Фабий задался вопросом, работают ли они вообще. Квин проследил за его взглядом.
— Еще работают, — заметил он. — Но я их больше не ношу. Нет повода.
— А хочешь, будет?
Квин снова обратился к огню:
— Может, тебе лучше рассказать, зачем ты пришел?
— Ветеран-тессерий Квин, — официально обратился к нему Фабий, — я проделал долгий путь, чтобы найти тебя. Как твой лейтенант-командующий, я прошу, чтобы…
Квин запрокинул голову и рассмеялся:
— Лейтенант-командующий! Ты?
Фабий запнулся.
— Да. За отсутствием остальных, я — единственный старший офицер. Нужда заставила и все такое.
— И кто решил, что в этом появилась нужда?
— Нас осадили со всех сторон. Кто-то должен был взять командование на себя.
— И ты выбрался из своей паутины исключительно по доброте душевной, да? — Квин покачал головой. — Паук, ты никогда не годился в командиры.
— Не называй меня так.
Квин глянул на него:
— Прошу прощения, брат. Я забыл.
— Нет. Ты не забыл. Ты пытаешься напомнить, где мое место. Так же, как это обязательно нужно было делать всем моим братьям. Паук, паук, паук. Как будто паутина, которую я плел, предназначалась исключительно для моей пользы. — Фабий отвернулся. — Всегда одно и то же. Благодаря моим крови и поту Третий вообще существует, и все равно я — объект вечных насмешек. Клоун, танцующий для вашего развлечения.
— Не разыгрывай передо мной оскорбленную невинность, Фабий. Мы никогда не были друзьями. И ты мне никогда не нравился. — Квин обвиняюще выставил палец. — Мне прекрасно известно, что ты сделал, чтобы спасти нас. Как знаю и то, что цена этого решения перевесила пользу.
Фабий помешкал с ответом.
— Это спорный вопрос. Все, что я сделал, я делал по необходимости.
— Просветитель все мне раскрыл, Фабий. Он показал мне, как ты убивал наших братьев и перемалывал их кости на удобрения. Ты вырастил легион заново на порченой земле. Предательство было посеяно в нас с самого начала и твоей рукой. Еще до Лаэра, еще до Хоруса… до всего этого. Мы все были прокляты, даже не понимая этого, — из-за тебя.
— И ни слова благодарности. Я взвалил на себя это бремя охотно и с радостью…