Первый удар разошелся вокруг, словно звон колокола. От второго песня споткнулась. Потребовалось еще четыре, чтобы заставить ее замолчать совсем и проломить ворота. Каждый удар встряхивал его самого, угрожая сломать руки и порвать мышцы. Ноги и спину пронзало болью до мозга костей, в голове словно бил молот.
На шестом ударе створки ворот распахнулись внутрь. Серебристые травы зашипели, словно приглашая внутрь, а длинные тени заброшенных жил-кварталов и мануфакторий перечеркнули путь. Перед ним простиралась широкая улица, уставленная по обочинам дымящимися жаровнями. Дорогу застилали клубы дыма от благовоний, смазывая очертания статуй и других, менее узнаваемых силуэтов вдалеке. Слегка задыхаясь от усилий, Фабий уставился на открывшийся вид:
— Это не сад.
Его замечание встретил зловещий хохот. Он летел со всех сторон, из разрушенных зданий и с арки ворот. Фабий повернулся, ища источник смеха.
— Что это? Еще один трюк?
— Нет, — ответил Квин, подойдя к Фабию. — Ты думал, врата не охраняют?
— Я не вижу никакой охраны, — возразил Фабий, и тут же в доспехах подсветился комплекс целеуказания.
Савона указала своей булавой:
— Я вижу. Гляди.
С противоположного конца проспекта показались долговязые лошадиные силуэты. Одни стояли на двух ногах, другие — на четырех. На каждом восседала тонкая нечеловеческая фигура. Глаза, похожие на тлеющие угольки, были устремлены на захватчиков. Затрубил рог, и всадники пришпорили своих скакунов.
— Не похоже на делегацию для торжественной встречи, — заметил Фабий.
— Ты же не думал, что нас пропустят только за улыбку и песню? — пророкотал Квин и вскинул топор. — Это хранители серебряных садов. Они вынимали души у людей и посильнее нас.
— Тогда хорошо, что я уже лишилась своей, — сказала Савона, бросаясь навстречу всадникам. С треском ожило силовое поле ее булавы.
— Глупая женщина, подожди! — взревел Квин. Он бросил яростный взгляд на Фабия: — Да с какими психами ты водишь компанию?
Фабий вытащил игольник.
— С такими, кто надолго может занять врага. — Он сосредоточился на рунах наведения, которые вспыхивали на дисплее. Игольник был заряжен экстрактом, выделенным из мозговых тканей психических нулей. Нерожденных такой состав жег, словно кислота, разъедая ложность их существования и обращая в ничто.
В мгновение ока демоны уже доскакали до них. Фабий обернулся, ища путь к отступлению, но увидел, что створки ворот закрылись, захлопнув ловушку. По эту сторону были хорошо видны стены, слишком высокие, чтобы их перелезть, не говоря уж о том, что сделаны они были из чего-то похожего на пульсирующие ленты плоти.
Фабий ругнулся и выстрелил, ссадив одну демонетку с лошади. Он увидел, как Савона сделала то же самое, вынеся другую тварь из седла ударом булавы. Нерожденная с воплем перекатилась и вскочила на ноги. Но Савона не дала ей возможности прийти в себя, вторым ударом размозжив белесый череп. Еще двое бросились к ней — она выхватила болт-пистолет из кобуры и, отстреливаясь, кинулась искать укрытие.
Квин рубанул зверя по шее, сбросив всадницу на землю. Фабий прострелил ей голову и с удовлетворением увидел, как токсины превращают вопящее существо в пылинки разноцветного пепла. Квин поймал поводья скакуна, потерявшего всадника, и обернулся.
— Давай, хватай коня и скачи! — Он сунул поводья Фабию в руку. — Мы задержим их здесь.
Фабий не стал спорить. Он легко вскочил в седло — помогли воспоминания из прошлой жизни. Резко развернув голову демонического скакуна, он дал ему шенкелей, заставляя пуститься галопом. Зверь протестующе взвизгнул, но сделал то, что от него требовалось.
Фабий прижался к колючей шее и рискнул оглянуться. Несколько всадниц бросили сражение и погнались за ним, выкрикивая игривые непристойности. Он вытащил игольник и выстрелил, позволив прицельному комплексу вести руку. Дротики попали в преследующих зверей, вызвав болезненный визг, и токсины, добытые из парий, развеяли самую их гипотетическую суть.
Скакун, казалось, сам понимал, куда надо бежать. Он мчался галопом по широким улицам, унося Фабия все глубже в город. Звуки битвы постепенно затихали вдали, проглоченные расстоянием.
Зверь взвизгнул, и Фабий от неожиданности резко натянул поводья. Худощавая фигура, окутанная дымом благовоний, стояла посреди улицы, выставив руку. Скакун вскинулся на дыбы, хватая воздух когтями, и Фабий поспешно соскочил на землю. Тварь прянула в сторону и умчалась, оставляя после себя отзвуки полных ужаса воплей. Фабий повернулся к фигуре. Затем снял шлем и тихо произнес: