— А что они собрали кроме ушей? Надеюсь, какие-нибудь полезные данные?
Майшана кивнула:
— Тоже. И еще кое-что.
Фабий заметил что-то необычное в выражении ее лица.
Тебя что-то беспокоит, дитя мое?
— Здесь… гость.
— А… — Он мгновение помолчал, размышляя, потом велел: — Проводи ее внутрь.
Майшана нахмурилась. Ей хотелось возразить. Это читалось у нее в глазах. Но спорить она не станет. Майшана — это не Игори. Она родилась не из-под его скальпеля, а естественным путем. Она была ребенком третьего поколения и не знала, что такое благодарность создания к своему создателю. Фабий подозревал, что она видит в нем что-то среднее между вожаком стаи и богом. И предана ему не по собственной воле, а потому, что преданность у нее в крови.
Поэтому Майшана поклонилась и, развернувшись, дала знак своим воинам, ждущим снаружи. Дверь скользнула в сторону, пропуская высокую женщину. Игори сильно изменилась с их последней встречи. Но взгляд этих глаз он до сих нор хорошо помнил.
— Благодетель.
На лице ее пролегли морщины — не только от возраста, но и от пережитого. На нем прибавилось почти сто лет новых шрамов. И все равно это было то же самое лицо.
— Я помню тебя еще ребенком, — тихо сказал Фабий. Он попытался улыбнуться, но ощутил, как улыбка превратилась в гримасу. — Смертельно опасная даже в таком возрасте.
Он протянул к ней руки, но она отступила назад. Фабий нахмурился. Даже сейчас, после всех прошедших лет, ее молчание ранило сильнее любого ножа.
— Я уже не ребенок.
— Да. И все же для меня ты всегда будешь ребенком.
— Тогда почему ты бросил нас?
Фабий помолчал, пытаясь подобрать нужные слова.
— Я думал… Я хотел… — Он покачал головой. — Нет. Про вас я даже не думал. Это правда. Я предполагал, что, когда вернусь, вы уже будете здесь. Других вариантов я даже не рассматривал.
— Почему ты не пришел за мной, когда вернулся?
И снова молчание. В голове вертелись мириады оправданий и объяснений. Как рассказать, как выразить сжато нечто столь сложное?
— Потому что понял, — сказал Фабий наконец. Прозвучало слабо. Почти жалобно. Как будто ему не хватало смелости признаться. — Я понял. И надеялся, что ты вернешься.
Она уставилась на него. Фабий нависал над ней, чувствуя себя неловко. Она ведь, пожалуй, впервые увидела в нем слабость. Не слабость тела, а слабость духа. Потребность быть главным, быть любимым, слышать хвалы своей мудрости и доброте. Быть идеальным отцом и богом в одном лице. Признавался он себе в этом или нет, но эта слабость сжигала его изнутри, как кислота. И она же убьет его в конце концов так же верно, как клинок или пуля. Он коснулся своей груди, чувствуя укол каменного ножа.
— Поэтому ты послал ко мне Арриана?
Фабий прочистил горло:
— Я ввел в действие протокол «Омега». Ты возьмешь свое… племя и войдешь в Паутину. Я…
— Нет.
Фабий воззрился на нее:
— Что?
— Нет. Мы не бросим свое царство. Этот мир — наш.
— Не думаю, что ты понимаешь всю тяжесть ситуации. С таким врагом вы еще не встречались. Вы не готовы…
Игори склонила голову:
— Так подготовь нас. Мы — твои орудия, Благодетель. Заточи наши клинки. Приготовь нас к войне. — Она подняла глаза. — О большем мы не просим.
Фабий покачал головой:
— Нет. Нет, я уже все приготовил. Ты уйдешь. Ты обязана. Кто-то должен позаботиться о твоем народе без меня. Лучше тебя у меня никого на примете нет.
На Майшану при этом он не смотрел, но ощутил на себе ее взгляд.
— А я уже сказала, что не уйду.
— Ты ослушаешься его? — взлаяла Майшана.
Игори глянула на нее, и на лице ее появилась кривая ухмылка. Рука легла на нож.
— Помнишь, внучка, я рассказала тебе свой сон?
Майшана поколебалась, но наклонила голову.
Фабий перевел взгляд с одной на другую:
— Сон? Какой сон? О чем ты говоришь?
Игори повернулась:
— Я видела тебя в саду, Благодетель. Я видела, как ты пал на колени перед серебряной змеей, и видела твое лицо, когда она нанесла удар. — Она говорила медленно, подбирая слова. — Ты учил нас сносить головы таким змеям. И сам же позволил ей поразить себя.
Фабий уставился на Игори, не в силах произнести ни слова.
Она коснулась его груди с торжественным выражением на лице.
— Она предупреждала меня об этом, но тогда я не поняла.
— Она… Мелюзина? — хрипло спросил Фабий, пытаясь разобраться. Он покачал головой. — Ты не понимаешь. Без этого было нельзя.