— Меррик, что изменится? — требовательно спросила я, у меня в груди все сжалось от эмоций. Неприятное ощущение в животе росло с каждой секундой, которая проходила без ответа.
— Я. Ты. Я не знаю. Все.
Я окончательно села, прижав ноги к груди, пока я внимательно изучала выражение его лица в поисках истинного ответа. Затем меня осенило.
— Ты, правда, думаешь, что для меня важно, слепой ты или нет?
Он нахмурился, между бровей залегла линия, и его глаза снова посмотрели туда, где я сидела.
— Это важно?
— Нет, не важно.
И весь тот момент на кухне — напомнил мне, что он любил меня, что он хотел меня — у него на самом деле хватило смелости забыть, что я чувствовала.
— Меррик. Я с тобой, потому что я люблю тебя.
— Что, если все изменится? Что, если мне придется пройти через все это дерьмо, которое я пережил за последние несколько месяцев?
— Тогда я буду здесь. Да, это будет трудно, но в этом все и дело. Я не уйду, просто потому что стало трудно.
— Но что, если, Грэйс?
Почему он со мной об этом спорил? Он знал, что я люблю его? Что я буду рядом с ним, невзирая ни на что? Только если... только если он разговаривал не обо мне.
Вдруг все, произошедшее на кухне, стало отвратительным.
— Ты говоришь... Меррик, ты намекаешь, что все может измениться для тебя?
— Нет, — выделил он, затем сделал паузу, неуверенно нахмурив бровь. — Я не знаю.
Это был прямой удар в грудь. Я думала, он другой. Я думала, что он ничему не позволит встать между нами, особенно после того, что мы пережили вместе. Все то дерьмо, через которое я прошла с Джейсоном, быстро ворвалось в мою голову. Звеня каждым воспоминанием, пока не остался единственный вариант, — поверить, что это снова происходит.
Все усилия сказать себе обратное больше не имели значения.
Как быстро это произошло. Боль из прошлого, поднимаясь, взяла все под свой контроль. Не потому, что я была слабой, я была лишь человеком.
— Понятно, — сказала я с каменным выражением лица.
— Грэйс, я не так выразился. Я не говорю, что что-то изменится для меня, я просто не хочу тебя обнадеживать. Я не хочу сделать тебе больно, потому что я...
— Остановись. Пожалуйста. Я больше не хочу ничего слышать, — прервала я.
— Грэйс...
— Нет, я поняла.
— Нет, не поняла, — он начал садиться, потянувшись ко мне, но я уже встала с кровати. — Куда, черт возьми, ты идешь?
Я сунула ноги в штаны и рывком надела футболку через голову.
— Мне нужно идти.
— Что? Почему? Вернись сюда и давай об этом поговорим. Ты неправильно поняла.
— Может быть, но мне все равно нужна минута, чтобы подумать.
Он пододвинулся к краю кровати, играя мышцами, как и всегда, отвлекая меня от моего очевидного побега.
Я повернулась и поспешила к двери.
— Грэйс, остановись! Пожалуйста.
Я не остановилась. Я вышла в коридор и чуть не споткнулась от головокружения, возникшего в голове. Я прислонилась к стене и сделала несколько глубоких вдохов. Его шаги раздавались за моей спиной, и я взглянула назад и увидела, что он дошел до дверного проема. Он не обращал внимания на свои шаги, поэтому не мог этого обнаружить, и, в конце концов, он споткнулся на пороге.
Мне хотелось кричать. Это было просто жестоко. Уйти вот так. Но если бы я не ушла сейчас, я бы оказалась именно в том месте, в котором я не хотела бы быть.
Я продолжала идти по коридору и остановилась только, когда он закричал:
— Черт возьми, Грэйс, хотя бы выслушай меня! Я тебя не преследую, но пытаюсь, черт.
Я повернулась к нему лицом. Он стоял в дверях, одетый лишь в нижнее белье, его великолепная грудь вздымалась, а беспокойство омрачало черты его лица. Когда он не услышал моих шагов, он сделал шаг вперед.
Я сделала шаг назад и, когда его супер слух уловил это, он застыл.
— Малыш, не делай этого.
Я с шумом вдохнула, сдерживая чертовы слезы, которые начали падать.
— Прости, Меррик. Тебе понадобилось несколько дней, чтобы подумать, и ты получил их. Теперь моя очередь.
— Почему ты меня не слушаешь?
— Потому что я уже знаю, что произойдет! — закричала я.
— Правда? Ты думаешь, что я что-то вроде того придурка?
Я отказалась отвечать, потому что знала, что он не такой, но от страха, который у меня был, что, в конечном счёте, он мог бы быть таким, это не избавляло.
— Тогда, возможно, в этом-то, на самом деле, и проблема. Возможно, дело в тебе со всеми проблемами. Не во мне, — рявкнул он.
Еще один удар в грудь.
— Ты прав, Меррик. Дело во мне. Так что, может быть, тебе следует отпустить меня, прежде чем ты застрянешь с больной на всю голову.
Он вздрогнул, как будто я физически ударила его по лицу. Затем выражение его лица перекосилось, полное страданий и сожаления.
— Это еще не конец, Грэйс. Совсем нет.
Я хотела ему верить, но после обидных вещей, которые мы сказали друг другу, я не могла. Люди менялись постоянно. Они меняли свои мысли, свои убеждения, и они становились непредсказуемыми. Жизнь была непредсказуема. Вот почему было так трудно выжить без царапин на лице. Или даже хуже.
Я отвернулась, удержавшись на месте, когда у меня закружилась голова. Чудовищность того, что только что произошло, на самом деле не доходила до меня, пока я двадцать минут спустя не добралась до дома Киры.
Вот тогда хлынули слезы, и в груди все разорвалось.
Моя лучшая подруга открыла дверь и обнаружила меня, сидящей на коленях, хватающей ртом воздух, которого просто не хватало.
— Грэйс!
Она обняла меня, когда я зарылась лицом в ее плечо, сразу же намочив футболку непрекращающимися слезами.
— О, Боже. Пожалуйста, скажи мне, что ты в порядке, милая.
Я покачала головой и испустила еще один всхлип.
— Меррик позвонил мне, — прошептала она.
От этого стало только хуже, потому что вот теперь я знала...
Я была единственной, кто изменился за несколько секунд.
Глава 20
Меррик
Не знаю как, но я облажался, и у меня не было возможности все исправить. Особенно когда Грэйс отказывалась отвечать на мои звонки. Я три дня пытался до нее добраться, но никто не мог мне помочь. Или просто не собирались этого делать.
Я больше ничего не мог контролировать. Я был несчастным и доведённым до отчаяния в одну минуту, а в следующую — в дурном настроении и несносным. К третьему дню мной овладело оцепенение. Затем, без предупреждения, накатили сожаление и стыд.
Я вспоминал наш разговор, снова и снова. Для посвященных было ясно, что Грэйс неправильно меня поняла и была слишком расстроена, чтобы дать мне шанс объяснить. Но я ее не винил.
Когда она спросила, беспокоился ли я о том, что изменится для меня, я сразу же сказал, что нет. Потом что-то на меня нашло, и я на самом деле не был уверен. Это так быстро вылетело у меня изо рта, что у меня не было шанса это остановить.
Я не знал, изменится ли все для меня, но это не имело ничего общего с Грэйс. Я беспокоился только о себе. Вернусь ли я к тому жалкому оправданию, которым был раньше. Я боялся, что все, ради чего я работал, просто исчезнет в одно мгновение.
И вдруг существование во тьме все это время не показалось таким плохим.
Что мне следовало сказать... это больше не имеет значения, потому что она не позволит мне это сказать.
Я снова разозлился, бездумно. Я пил все, до чего могла дотянуться моя рука, затем, когда уже не мог даже привести себя в порядок, я пообещал себе, что исправлю это.
Грэйс меня избегала. Единственный человек, который ее видел, была ее мать, и она не думала, что сможет помочь, не сделав все еще хуже.
Нет, я должен был сделать это сам. Я должен был показать ей, как мне жаль за то, что я хоть на секунду подумал, что она была проблемой. Это был момент неуверенности в себе, и я не имел это в виду.
Но было слишком поздно.
Ее отец позвонил мне на четвертый день и спросил, принял ли я решение. Он не завел разговор о Грэйс, а когда я попытался сделать это, он свернул тему.