Ему оставалось не так уж много. Пункт, в который он пробирался, был совсем рядом. Но что делает патруль? Неприятельские солдаты скрылись из виду, но Ахмед не поднимался. Что-то не давало ему двигаться дальше. Неужели страх? Этот проклятый вопрос постоянно преследовал его. Был ли такой момент, когда он не боялся? И вообще — где граница между страхом и разумной осторожностью? Все-таки он не покинул своего места у подножия холма, пока не продумал в деталях предстоящую позицию. И только тогда стал спускаться. Он спускался до тех пор, пока не оказался в небольшой яме, которая скрывала его и одновременно давала хороший обзор. Машины, пересекающие на повороте узкую полосу дороги, что попадала в поле его зрения, должны были хотя бы на секунду включить фары, чтобы не врезаться в тем ноте одна в другую. Для него не составило труда сосчитать их. По сигналам машин его опытное, натренированное ухо угадывало их тип и грузоподъемность.
Время идет, а вражеские машины все ползут и ползут. Ахмеду пора в обратный путь, он не имеет права опаздывать на встречу с товарищами, но разум заставляет его оставаться здесь до тех пор, покуда не кончится движение на дороге. Однако приказ есть приказ. Ахмед решает возвращаться, и в эту минуту вновь появляются глаза Халы. Они смотрят прямо в душу…
В условленном месте и в указанное время собралась вся разведгруппа. В тишине обменялись сведениями, которые удалось добыть. Тихо расстались, не выражая никаких чувств, но переполненные ими.
И снова Ахмед один — теперь уже на пути к дому.
Бывает, что надежда ложится на душу грузом, более тяжелым, чем отчаяние. В конце, когда дело сделано, страх довлеет над тобой сильнее, чем в начале. А трудная извилистая дорога порой оказывается самой безопасной.
Блуждающие полосы прожекторов продолжали свои лихорадочные поиски. За камнями таились и спасение и страх. Тьме все равно, кого скрывать — убийцу или убитого. Опасность ждет в любую минуту. И горе тому, кто не осознает ее.
Ахмед заметил вдалеке тускло блеснувшую полосу воды. Это канал. Он почти дома! Но осторожность нужна до последней минуты. Он еще не имеет права облегченно вздохнуть и сказать себе, что все позади.
Рядом с ним шоссейная дорога, но он не должен поддаться соблазну выйти на нее. Мягкий спокойный свет блестит на самой середине шоссе. Засада? Или поврежденная машина? А может быть, судьба посылает ему разгадку новой хитрости врага, о которой они и не подозревали? И он, Ахмед, добудет важнейшие сведения для командования?
Источник света на шоссе целиком завладел его вниманием. Он не простил бы себе, если бы не выяснил его происхождение. Если что и случится, случится только с ним одним… Ахмед не может уловить выражения зеленых глаз, не может понять, смеются они над ним или умоляют. Сейчас он сам себе судья и обвиняемый. Он волен совершить поступок и определить степень вины или невинности. Ему нечего бояться, разве что самого себя. Ему, и никому другому, принадлежит право последнего приказа: он тот, кто спрашивает, и одновременно тот, кто отвечает.
И Ахмед спокойно направляется к источнику света…
Когда сержант Ахмед открыл глаза, сквозь белый свет комнаты он увидел слабо очерченные лица товарищей. Он пытался схватиться за них, как за спасательный круг. Только бы они не отвернулись от него! Несколько мгновений назад он пытался отыскать эти лица в окружающей его толпе. Но безуспешно. Был ли это сон? Или сон то, что он видит сейчас? Он пытался заговорить, но не узнал своего голоса. Пытался шевельнуться, но его крепко держали ремни и бинты. Он кричал что есть силы, но его никто не слышал. Тогда Ахмед закрыл глаза и толпа плотным кольцом окружила его. Но он почувствовал, что движения его стали легче, сил прибавилось и он без прежнего усилия всматривается в лица людей, что шумят и кричат на улицах и площадях. А он стоит на Каирской башне, и тысячи глаз прикованы к нему в ожидании, когда он скажет речь.
Ахмед никак не может понять, почему они ждут от него речи. Он никогда не был оратором. И почему он очутился на самом верху башни и перед ним микрофоны и телекамеры, которые будут транслировать его выступление по всей стране?