— Не всем же быть таким одаренным как ты, дорогая, — она провела руками по волнистым, темным волосам и ахнула, почувствовав как сдавило грудь. — Ну так… — едва дыша, продолжила Франсуаза. — Ну так что за скандал?
Женевьева хмыкнула, немного ослабила ленты, и, обмотав длинные концы вокруг талии трижды, завязала их сзади на узел, а затем не маленький бант.
— Госпожа Вивиенна де Табрис, наша милая птичка, что только и делает что щебечет о благочестии и целомудрии, вчера ночью была застукана самим де ла Туром на втором этаже дворца.
— Боги… — приложив ладонь к животу, Франсуаза с трудом выдохнула, понимая, что на радостях ее помощница перестаралась.
Вот только времени исправлять положение уже не было. Видимо сегодня придется обойтись без рулетиков. Какая жалость…
— А с кем он ее застал? Надеюсь, не со старым рыцарем?
— Трудно в это поверить, но наша пташка повелась на молодого де Лонфаля, — с нескрываемым сожалением выдала Женевьева.
— Вот уж кто в самом деле — напыщенный индюк, — фыркнула Леру̀, поднимая руки вверх и ныряя головой в вырез платья.
— Порядочный парень, но с придурью, согласна. Он же еще…
— Я бы рада продолжить перемывать кости милой Вивенне и ее отважному рыцарю, но время… время, Женевьева! — нетерпеливо переступила с ноги на ногу Франсуаза, хватая со стола гребень и принимаясь водить им по спутанным локонам.
— Понимаю, госпожа… Одну минуту — и я помогу вам с волосами. Успеется.
А оно и в самом деле успелось. Вот Женевьева прошлась толстыми пальчиками по последним крючкам. Темные, гагатового цвета волосы были собраны в аккуратный пучок. Туфельки на маленьком квадратном каблучке, что предназначались больше для утренних прогулок, были услужливо надеты на босые ножки, ибо выискивать в ворохе одежды чулки просто было некогда... И, даже не бросив на себя последний взгляд, чтобы оценить результат торопливой работы, Франсуаза бросилась к двери чуть ли не вприпрыжку, и придерживая подол своего лазурного платья, ворвалась в длинный, залитый солнцем коридор второго этажа.
Гвардейцы у ее дверей привычно салютовали, но девушка пронеслась мимо них и свернула за угол, торопясь по кратчайшему пути к лестнице, оскальзываясь на начищенном полу. И сегодня ей определенно повезло вбежать в обеденный зал за несколько минут до прихода княгини, хоть и запыхавшись, еще и громыхнув дверью так, что служанка чуть не выронила поднос с фарфоровым сервизом. Остальные фрейлины устало закатили глаза, а Дамьен де ла Тур облегченно выдохнул, даже на мгновение расслабившись и ссутулив плечи.
Франсуаза пронеслась мимо надушенных девиц, бросив неоднозначный взгляд на Вивиенну, что уставилась на свои руки и неустанно сминала пальцами белоснежную салфетку, боясь поднять глаза и встретиться взглядами с де ла Туром. И едва успела занять свое законное место в конце стола, как в дверном проеме появилась Анна-Генриетта собственной персоной. И судя по ее хмурому лицу и серьезному взгляду — новости ожидались весьма неприятные.
Княгиня на мгновение остановилась в двух шагах от стула, и фрейлины все как одна вскочили на ноги. Господин де ла Тур окинул всех придирчивым взглядом, а княгиня лишь прикрыла на мгновение глаза и театрально вздохнула, словно пребывала сейчас не в обеденном зале, а на сцене театра, не меньше.
— Мы вынуждены сообщить вам прискорбную новость. Господин Креспи… — еще один крайне страдальческий вздох. — Господин Креспи — мертв.
Девушки заохали все как одна, и принялись закрывать своими изящными ручками свои не менее изящные ротики. Не считая Франсуазы, которая всего лишь на мгновение прикрыла глаза и досчитала до пяти, чтобы успокоиться и проверить, не ослышалась ли она, или этот старый осел и правда умер.
Господин Креспи был рыцарем старой закалки, у него была уйма дурных пристрастий и совершенно несносный характер. Но стоит отдать ему должное — княгиню он любил всем сердцем и самозабвенно служил ей до самого конца. Нет, Франсуаза никогда не желала этому престарелому пьянице и грубияну смерти, но и благодати для него не просила у пророка Лебеды. Ведь Креспи был той еще занозой в заднице у всего двора. Знающий все о всех, имеющий многочисленных «посыльных», что сновали по всем этажам в поисках свежих сплетен для своего господина. Беспринципный человек, на дух не переносивший женщин и не считавшийся с ними... Исключая, разве что, Аннариету, на которую, видимо, молился ночами, если ничего похуже. Ни у кого из присутствующих он не вызывал теплых чувств или, простите боги, хотя бы уважения. И если все остальные делали крайне огорченный вид, стараясь выразить свою «искреннюю» встревоженность и каплю сожаления, что такой почтенный рыцарь покинул этот бренный мир, Франсуаза же предпочитала просто молчать. Молчать и делать вид что ей жаль, но очень глубоко в душе.