Плеснув в лицо водой, Франсуаза почувствовала, как по коже поползли мурашки.
— Что за путь такой? — хмыкнула Женевьева, услужливо подложив на тумбу свежее полотенце, сама же направилась к огромному платяному шкафу.
Девушка плеснула в лицо в последний раз, и, отклеив от щеки прилипший лепесток, потянулась к полотенцу.
— Нужно разузнать у виноделов, какие новинки они могут предложить для дворцовых игр в саду, и договориться о дегустации для меня и господина Бенуа. Ох уж эти игры… Столько мороки, а так быстро заканчиваются, — она грустно вздохнула. — К тому же, я сама вызвалась прогуляться в сторону рынка. Выбрать ткань для нового платья и таким образом совместить приятное с полезным.
— Госпожа, а позволит ли вам господин де ла Тур выходить за пределы дворца? Там же бестия. Да и наши благородные рыцари так и не вернулись с ведьмаком, а уже прошло целых две недели, — женщина открыла изукрашенные позолоченными вензелями и завитушками дверцы шкафа, и задумчиво осмотрела многочисленные платья, выбирая что-нибудь подходящее для прогулки по городу.
Франсуаза только фыркнула, заставив служанку обернуться и недоумевающе осмотреть госпожу с головы до ног.
— Его дозволение мне не потребуется. Через три дня состоится игра, а там до турнира рукой подать. Значит, я не могу остаться без нового платья. Не бестия же мне его принесет, право слово! И потом, я ведь не рыцарь. Чего мне бояться? — небрежно отбросив влажное полотенце на край тумбы, девушка торопливо направилась к ширме.
На утренний чай опаздывать было нельзя, сколько бы ни было выпито накануне и какой бы тяжелой ни была с утра голова.
Женевьева вытащила янтарного цвета сатиновое платье с расшитым темной нитью подолом и поторопилась к нетерпеливо поджидающей ее хозяйке. Ее бы воля, она бы теперь ни за что бы не отпустила госпожу Леру для праздных прогулочек по городу, когда в Боклере орудует бестия, но кто она такая, чтобы возражать молодой фрейлине, которой прислуживала? Женевьеве и без того было дозволено гораздо больше, чем ее товаркам. Вон, служанка Вивиенны могла заходить в ее комнату лишь по расписанию, и только лишь для того, чтобы сменить воду, заправить постель и помочь с утренним туалетом. Нинон, что прислуживала первой фрейлине княгини, должна была в присутствии своей госпожи постоянно молчать и даже дышать через раз, якобы ту лишний шум очень раздражал. А вот Рени, что находилась подле второй фрейлины и служила ей верой и правдой уже более пяти лет, обязана была остричь свои косы, лишь бы не смущать свою госпожу их необычайной красотой. Так что жилось Женевьеве очень даже неплохо, но это совершенно не означало, что взбалмошной Франсуазе не стукнет в голову что-то страшное и она не заставит свою служанку, к примеру, оттяпать себе мизинец на правой руке или хранить обет молчания, как Нинон. Посему и оберегала она свою госпожу как зеницу ока, но за грани старалась не выходить, чтобы не склонить хозяйку к чему-то эдакому. Так что осталось уповать только на де ла Тура и его неистребимое чувство осторожности.
Утренний туалет занял чуть меньше времени, чем обычно. Франсуаза не унимаясь рассказывала о своих грандиозных планах, а Женевьева думала только о том, как бы бестия не забрала еще и ее госпожу. Но виду упорно не подавала, мягко улыбаясь и постоянно кивая отвечала лишь что-то вроде: «чудесно», «прекрасно», «да что вы говорите!».
В шесть тридцать утра девушка покинула свои покои при полном параде. Стараясь сильно не шуметь, она медленно, ступая на одних лишь носочках, чтобы каблуки не слишком громко касались мраморного пола, неторопливо двигалась в сторону длинной изогнутой лестницы на первый этаж. Сегодня можно было пройтись и обычным путем, не срезая углов и насладиться просыпающимся дворцом.
В обеденный зал она спустилась к семи часам, практически бесшумно войдя в двери. Вот только внутри никого не было, кроме служанок, что мелькали у стола, укрывая его расшитой серебром скатертью и расставляя широкие вазы для роз, и капитана де ла Тура. Тот, уложив на край стола свои перчатки, удивительно осторожно держал фарфоровое блюдце и ушко белоснежной чашки, и неторопливо пил чай. Со стороны кухни доносился сладкий запах ореховых рулетиков и свежеиспеченного хлеба.
Франсуаза, целомудренно сплетя пальцы рук, неторопливо двигалась к столу, слушая как приятно шуршит подол ее платья и дивясь тому, что этот звук ее очень успокаивает.