Евгению Борисовичу понравилась придуманная игра слов, он усмехнулся, но тут же вернулся к более серьезным делам.
Кроме девчонки, есть ещё и мамаша — тварь, судя по всему, злобная и скандальная, которая может на все пойти, лишь бы фирму с дерьмом смешать. Купить? Или…
Мамаша… По ассоциации мысль его метнулась к погибшим парням, их родителям и семьям. Кононенко, похоже, очень тяжело воспринял… Деньги вдовам?
Евгений Борисович наклонился и из самого нижнего ящика извлек пачку сигарет. Как всякий, недавно бросивший курить, он отлично помнил, куда её положил. И очень гордился собой, что сумел одолеть многолетнюю привычку.
Но сейчас и его проняло. Что ж он, робот, что ли? Гибель боевиков создавала массу проблем, но и людей жалко. Тем более, что Колю рекомендовал старый приятель. Не чужой, можно сказать. Да, надо что-то сделать — но не спешить. Юридически об их гибели пока не известно. Подумать. Помощь от фирмы — признание, что они выполняли служебное поручение. Анонимно? А вот это мысль хорошая: если они чистые, что ж — фирма не забыла, но и не выпячивается; а если на подозрении — совершили преступное деяние, да ещё не сами, а кто-то их послал. Да, только так.
Привычно щелкнула зажигалка, Манохин затянулся — и выругался. Ну и противный же дух! Оказывается, успел отвыкнуть. Тем не менее он потянул второй раз, третий — и почувствовал, как отпускает мозги. Будто ручку на тисках открутили. Правильно доктор Житомирский говорил: отрава, наркотик, канцероген — но антистрессор.
Манохин всегда помнил, кто говорил, что говорил и при каких обстоятельствах. Для его занятий — полезное свойство памяти…
В интеркоме щелкнуло.
— Евгений Борисович, почта и газеты, — доложила Оксана.
— Занеси.
Как всегда по пятницам, вместе с корреспонденцией, пришедшей в фирму, она принесла кипу газет, которые продавались с утра на лотках. Расходы небольшие, а руку на пульсе родного города держать надо, считал Манохин.
Сверху, как обычно, секретарь положила серьезные издания — «Бизнес Информ», «Курьер», «Телескоп», потом региональные, а потом уже все остальные — все эти «Знакомства», «Бумс!» и прочие «Зебры». Он любил бегло ознакомиться с городскими сплетнями ещё до того, как за дело возьмутся аналитики. Те штудировали внимательно, умело и выдавали довольно правдоподобную картину подводных течений в бизнесе родного города — а иногда и неглупые рекомендации. За то и зарплату получают. Человек должен толково делать свое дело и получать за него соответственно. Может, если б коммунисты об этом помнили, и социализм не завалился бы так сразу.
О социализме Евгений Борисович не жалел, но и мысль его не была пустой игрой ума. Анализируй чужие ошибки — меньше будет своих.
Манохин просматривал газеты, покуривал и успокаивался. Пока ещё ничего ужасного не произошло. Оставалось только предотвратить появление этого ужасного в будущем. А это было ему вполне по силам. Ему многое было по силам.
Часы пробили одиннадцать утра. Манохин взял в руки скандальную «Зебру». Уже через несколько секунд руки его потянулись за отложенными было сигаретами. Пальцы дрожали.
Кто проболтался?!
Ответ пришел сразу же, простой и очевидный: ведь мамаша проданной девицы обещала устроить фирме веселую жизнь. Недооценили — это урок на будущее. Урок надо извлечь, но лить слезы над пролитым молоком толку нет. Вред уже причинен, и сейчас важно не дать скандалу разрастись. Найти журналиста и убедить его не продолжать публикации. Любым способом — от самого благородного до самого решительного.
Это работа для Кононенко. Пусть лично займется, пока нет ничего горящего.
Директор ещё раз прочитал репортаж, внимательнее. Отметил, что не названо ни одно имя, нет и названия фирмы. Только: «одна известная компания», «всесильный директор»… А дальше — смачные детали из жизни восточного борделя. Подпись — А. Непомилуев. Что уж не «Беспощадный»? Щенок ты, Непомилуев, все из пальца высосал, много ты знаешь о борделях!.. А главное — ничего сверх того, что известно мамаше. Уже хорошо.
Манохин чуть повеселел — знать он ничего не знает, да и глуповат, похоже, может, и обойдется малой кровью…
Ровно в половине двенадцатого дверь в кабинет раскрылась и вошел Кононенко — отмытый, в безукоризненном костюме. Только глаза, красные, воспаленные, выдавали усталость. Молча остановился, дожидаясь, пока заговорит генеральный.
— Садись. Читай.
И он протянул через стол газету.
Мюллер читал очень медленно и очень внимательно. По привычке ничего не записывал, полагаясь только на память.
Дочитал, отдал газету, откинулся на спинку кресла.
— Я должен убедить журналиста бросить эту историю?
— И поубедительнее убедить. Получше, чем багаж наш встречал…
По лицу Кононенко генеральный понял, что говорить этого не следовало. Ладно, злее будет… Не до церемоний сейчас — должен понять как надо.
— Денег не жалей. Узнай, откуда взял информацию, что ему известно сверх того, что в статье, где собирается добыть новые сведения. И отговори. Делай что хочешь, но газета с продолжением выйти не должна. Можешь весь тираж украсть, можешь вывезти из города всю типографскую краску или всю бумагу…
Очень хотелось Мюллеру спросить, зачем такие сложности — краска, бумага… Ведь существуют куда более простые и действенные способы. Но решил промолчать — осторожен Е-Бэ, никогда словечка опасного не скажет. Неважно, главное уже сказано: делай что хочешь. Сделаю.
Но директор ещё не закончил выдавать ЦУ, как оказалось. Только теперь они касались не будущей, а прошлой операции.
— Вчера ты все сделал, как надо. У нас Коля с Витей ещё числятся в командировке?
Мюллер кивнул.
— Вот и пусть числятся до понедельника. Потом вызовешь ко мне их жен, я опишу, как самоотверженно они сражались за наши тайны, как героически погибли. Тела найдем. Хоронить будем в закрытых гробах.
Кононенко решительно покачал головой:
— Нельзя.
И выложил свои соображения.
Манохин выслушал, кивнул, задумался. Главных своих помощников он всегда слушал внимательно. Масштаб мышления у них, конечно, не тот, но круг проблем уже, а потому и обдумать они их могут глубже. Наконец сказал:
— Есть логика. Ладно, я ещё подумаю и решу, деталями займусь сам. А у тебя сейчас главное — газета.
Мюллер ещё раз кивнул. Манохин не дурак, гонор ему глаза не застит. Решит правильно.
Поднялся и вышел.
— Оксана, помогите-ка мне женским голосом.
С начальством Кононенко обходился минимумом слов, с подчиненными же, особенно женщинами, мог и пошутить, хоть тоже немногословно.
— Женским — с удовольствием!
Хорошую личную секретаршу Е-Бэ нашел. И привлекательное лицо фирмы достойно представляет, и за лицом этим у неё побольше, чем у других: работает расторопно, в чужие дела носа не сует, лишних вопросов не задает и сама слова лишнего не скажет — проверял.
— Вот газетка. Надо узнать, где находится их редакция, а то тут адреса нет.
Единственный указанный в выходных данных телефон оказался контактным.
— Алло, добрый день. Это одиннадцать — двадцать три — пятнадцать? Мне нужен главный редактор… А, контактный… Да понимаете, я из фирмы «Лаванда». Мы хотели разместить у вас рекламу… Подойти?.. Хорошо, диктуйте адрес…
Фирменная французская ручка побежала по листку бумаги.
— Это что, квартира?.. А, понимаю, в аварийном… Еще две редакции?.. Вот удачно как! Спасибо вам огромное. До свидания!
— А почему «Лаванда»?
— Так… Терпеть этот запах не могу.
И секретарша занялась корреспонденцией.
Интересно у баб мозги работают! Почему «Лаванда» и почему «терпеть не могу»? Уж не тебя ли она, Артур, терпеть не может? А на кой тебе её любовь? Чего надо — делает, а любовь с секретаршей шефа только дурак крутить станет. Где живешь — там не воруй.