Несколько часов в новой арендованной машине пролетели. Специально сделал круг на проверку «хвоста»: его не оказалось. Останавливаюсь за квартал от нужного мне отеля. Теперь стоит быть максимально осторожным. Служба безопасности сенатора легко распознает угрозу, если засекут раньше времени. Зайду с черного хода. Как минимум, сенатора сейчас охраняют от людей человека, с которым намечается встреча. Именно охрана конкурента вызывает наибольшие опасения, но оно и понятно. Вот почему удар ожидают из номеров отеля, а не от персонала. Все же переговоры дело нервозное и у некоторых могут сдать нервы.
Презентабельный отель в центре города. Высотное здание с флагами разных государств над входом. Обхожу отель со стороны подвоза продовольствия и входом для персонала. Несколько человек в деловых костюмах охраняют периметр. Сомневаюсь, что это безопасность отеля. Вот же чертов трус: напихал охраны в каждом углу. На это случал пригодиться запасной план.
Спускаюсь в подземный паркинг напротив отеля. Снимаю с сигнализации заранее арендованный фургон, который часто подвозит цветы. Тут помогли люди посредника из клуба, но деньги и без этого делают чудеса. Накидываю робу работника цветочного магазина, надеваю кепку. Закидываю сумку в салон. Запрыгиваю на место водителя.
Вывожу автомобиль и проезжаю несколько кварталов, чтобы не привлекать внимания. Снова возвращаюсь к подъезду отеля. На пропускном пункте демонстрирую удостоверение поставщика цветов. Шлагбаум убран. Проезжаю мимо одного из головорезов. Тот никак не реагирует на появление очередного автомобиля: что-то слушает через наушник.
Паркую грузовик. Беру увесистую корзину с цветами в одну руку, а сумку в другую. Предварительно между цветов укладываю пистолет, прикрывая его открыткой. Теперь я сам по себе. Больше нет заранее заготовленных запасных планов. Только хладнокровный расчет и действия по обстоятельствам. Покидаю кабину.
Дожидаюсь возле служебного входа несколько рабочих. Улыбка в ответ и ужимка, что нет возможности достать ключ от дверей. Рабочие любезно пропускаю вперед. Оказываюсь внутри отеля. Быстро следую вдоль длинных коридоров. Постоянно останавливаюсь возле пожарных планов, чтобы понять, куда нужно двигаться. Официанты и другие сотрудники отеля не обращают особого внимания на меня. Нахожу выход к лифту. Скидываю робу и поправляю свой идеально сидящий костюм. Забираю букет цветов с собой.
Возле лифта со мной поравнялось несколько человек: постояльцы. Подняться на самый верх к президентским номерам не получиться. Для этого у человека должна быть специальная карта, которая вставляется в пульт управления лифта позволяя указать нужный этаж. Придется выйти раньше и подняться по лестнице. Снова любезно пропускают внутрь лифта. Даю знать, что мне выходить самому последнему.
Постояльцы покинули лифт. Несколько этажей и пора выходить. Тут же возле лифта проникаю к пожарной лестнице. Удерживая в одной руке цветы, а в другой сумку, подымаюсь к президентским номерам. Кладу вещи на пол. Приоткрываю дверь пожарного выхода. Замечаю в нескольких от себя шагах телохранителя с характерным белым наушником. Закрываю дверь.
— Анна-Мария, Джозеф-младший и сенатор Алан Шелби.
Повторяю себе в последний раз. Теперь стоит забыть эту фразу. Наконец-то мне выпадает возможность навсегда поставить точку во всех перенесенных ужасах. Теперь мы с сенатором находимся на равных, чтобы сыграть в «русскую рулетку». Нет тут прокуроров, адвокатов и других людей, за кем он снова сможет спрятаться. Одно дело, когда деньги решают вопрос, но сейчас ситуация совсем другая. Посмотрим, много ли решиться людей в реальности отдать жизнь за этого недоноска. Мне нечего терять в отличие от сенатора и его окружения.
Многие годы, проведенные в тюрьме, позволили приблизиться к этому моменту. Тогда, после убийства Анны-Марии, я бы не смог свершить правосудие: кишка была тонка. Однако тюремные годы в этом плане помогли намного лучше, чем если бы остался на воле. Каждый день сидеть на могилах не воспитывает в тебе характер, наоборот – разрушает изнутри. Тюрьма, напротив, воспитала дисциплину, ответственность за свои поступки, осознание отсутствия справедливости. Единственная справедливость в моих руках. Никому нет дела до убийства очередной девушку: таких преступлений сотни. Вот и остается все на суд тех, кому был дорог убитый человек.