Я увидел темную кровь на серой холщевой рубахе.
— Убив меня, ты ничего не добьешься. — прошептал индеец, закатив глаза. — Ты только обречешь себя на зло…
Его хватка ослабла. Я по рукоять вонзил мачете в трепещущее сердце, насквозь пронзил его. Я чувствовал конвульсии, бившие тело индейца. Он содрогнулся в последний раз и замер.
Крупные капли пота бежали по его изувеченному лицу. Большие коричневые глаза остекленели.
— Ты мертв, сукин сын. — прошептал я. — Ты больше не натворишь убийств.
Я извлек мачете из груди индейца, и тогда из нее забила кровь. Тяжело передыхая, я разогнулся и стоял, пошатываясь, будто оглоушенный сильнейшим ударом. Это и в правду был сокрушительный удар. В меня словно вонзили ядовитую раскаленную стрелу, и что-то оборвалось внутри меня. Все мои чувства притупились. Я не ощущал ничего, кроме пустоты и горя. Я забрался на кровать, склонился над мертвым телом Генды, снял повязки с запястий и рта, увидев иссиня-белые следы. Ее платье пропиталось темной кровью. Я не мог поверить, что Генда мертва, когда видел в ней сквозные пулевые отверстия. Я знал, что пули разорвали органы и забрали две жизни — жизнь Генды и жизнь внутри нее — то, над чем мы усердно трудились в поту, мечтая о лучших временах.
— Прости меня… — сказал я. — Я слишком задержался.
В номер забежала Джессика. Увидев трупы, она завопила:
— Боже Праведный!
Я соскочил с кровати и наотмашь ударил ее. Джессика опрокинулась, а потом она села и прикрыла кровоточащую пасть.
— Тебя ждут внизу! — прорыдала она.
Я вышел в коридор. Мне навстречу бежал Корнаг с распростертыми руками и открытым ртом. Я схватил его за шиворот и оттолкнул к стене. Корнаг повалился, не закрывая рот.
— Случилось что-то очень-очень страшное! — жалобно простонал он.
Внизу я увидел двух индейцев. Они держали древние ружья и нюхали табак. Рони, сидевшая за столиком, глухо ревела. Когда индейцы увидели меня, они спросили:
— Что с женщиной?
— Она убита. Ваш ублюдок тоже. Вы из Генды?
— Да, — ответили индейцы. — Мы из Генды.
— Почему он убил ее?
— Она сделала аборт и убежала. Это был его ребенок. Мы не хотели ее смерти. Он взял нас в качестве сопроводителей.
— Убирайтесь отсюда…
Индейцы не решились атаковать. Они опустили ружья, попятились к выходу и вскоре ушли. Я услышал громкие бесперебойные шаги. На лестнице возник Корнаг. Переваливаясь с ноги на ногу, он споткнулся и кубарем покатился вниз, расшибая себя о ступени. Когда он приземлился, я поднял его и хорошо встряхнул.
— Они взяли три номера сегодня утром. — Корнаг задыхался, истекая кровью. — Я не думал, что это как-то коснется вас.
Я влепил ему пощечину. Раз, второй, третий. Он скоро пришел в себя.
— Корнаг, возьми себя в руки. Ты предупредил меня до того, как она умерла. В этом виноват только я.
Мимо нас пробежали две пары, громыхая сумками.
— Вы так быстро уходите? — выдохнул Корнаг, глядя в пол.
— Извините, но нам пора! — крикнули пары и скрылись за дверьми.
— У вас есть лопата? — спросил я.
— Да, конечно есть. — Корнаг невольно прослезился. — Я видел, что произошло там наверху. Простите, мне очень-очень жаль. Бедная девочка, храни ее Всевышний.
Затем Корнаг принес из кладовой лопату. Я вернулся в номер. Джессика никуда не делась. Она сидела на том же месте, куда переместил ее мой удар. Я завернул Генду в багровую простыню и взвалил тело на плечо.
— Ты правильно сделал. — шепнула Джессика. — Простыню все равно надо заменить.
Я закопал Генду на улице, после чего Корнаг помог мне вынести индейца. Он был тяжелый, мы едва не уронили его на лестнице. Я не стал хоронить индейца, оставив его тело гнить под солнцем. Я знал, что большее ему не светит. Потом я забрал все деньги, какие нашел под кроватью, а в баре залпом осушил бутылку пива. Корнаг заверил меня, что это бесплатно.
Я не мог плакать — все во мне высохло. Но я все еще видел перед собой весну. Она была уже совсем другая — серая и увядающая.
Она закончилась этим днем.
XX. Ветролов
О да, еще с ребячества я полюбил оружие, которое создавало много проблем и шума. Пулеметы и напалмы — просто отлично, но ничто не огорчает сильнее, чем разрывная ракета, отпущенная тебе в лицо. Меня научили стрелять ракетчики. Большой отряд, который когда-то задержался в нашем городе с целью оборонять его от ублюдков, навсегда остался в моей памяти. Как день помню их загорелые прокуренные пасти, блистающие глаза и желтозубые улыбки. Это были самые крутые ребята, которых я когда-либо встречал. Нападение в тот день было успешно отбито, хотя я всеми силами порывался в кашу. Чуть позже я прикупил трофейную ракетницу, с которой мне пришлось расстаться на Арабахо, но это не огорчило меня. С моей новой крошкой, сочетающей надежность и приемлемый вес, было гораздо удобнее работать. Зарядил ракету, прицелился и нажал спуск.
Я всегда верил, что если сойдутся пулеметчики и ракетчики, то победят вторые, хотя никогда не наблюдал живьем такую мясорубку. Ракетница спасла меня на Арабахо, к тому же я мог бы уложить часть псов Сатира в Палладиум-Сити, но бешеная тряска и поиски Стенхэйда не дали мне сосредоточиться и сделать хороший выстрел. Я понимал, что это последняя наша сделка, что теперь хана большим деньгам и масштабным планам. Мы крупно прокололись, в чем не было никакой вины Стенхэйда. С самого начала Сатир не внушал доверия, а теперь он объявил нам войну. Но я прекрасно знал, что все кто выступал против нас, обычно становились мертвецами. Мы говорили о том, что глупо теперь оставаться на Арабахо, и что лучше бы свалить оттуда, оставив Сатиру все наше богатство. Варан, впрочем, утверждал наоборот, говоря о том, что мы закаленные огнем животные, которые никуда не будут отступать.
Несмотря на все разногласия в группе, мы решили держаться вместе до разрешения конфликта.
Я слышал, как вопила Басолуза:
— Чего ты добивался этим? Сладкой счастливой жизни? Всеобщего уважения? Что мы будем делать теперь, Варан? Как мы будем все это разгребать?
Я прикрыл окошко, и голос змеи стал тише. Рядом, прикрытый одеялом, зашевелился Стенхэйд.
— Как твои дела, приятель? — спросил я.
— Немного полегчало. — сказал Стенхэйд, продирая глаза. — Откуда все эти крики?
— Серьезный вопрос. Змея муштрует ящерицу. Ты когда-нибудь видел такое?
— Сколько сейчас времени?
— Около десяти. Смотри, уже светло на улице.
— А все-таки отличная выдалась игра. До сих пор вспоминаю эту сказку.
— Сколько ты там выиграл?
Стенхэйд расхохотался.
— Черт, не спрашивай!
Машина дрогнула и заглохла.
— Только этого не хватало! — закричала Басолуза, пинком открывая дверь. — Кто-нибудь скажет мне, в чем дело?
— Не кричи, Басолуза. — сказал Стенхэйд. — Для начала проверь датчик топлива.
— Нам повезло, потому что датчик на нуле! Эй вы, консервы в кузове! Смочите-ка крошке нутро!
— Курган, плесни в машину горючего. — попросил Стенхэйд. — Эй, что с ним приключилось? Смотри, он весь какой-то недвижимый.
Курган неподвижно сидел на скамье.
— Не знаю, — сказал я. — Он уже три часа подряд так сидит. Может быть, он умер?
— Шальная пуля? — хихикнул Стенхэйд. — Внезапный разрыв сердца, как думаешь?
— Перестань, это не смешно.
Я решил не делать догадки. Я подобрался к Кургану и пощупал пульс — сердце медленно клокотало в его груди.
— Курган, приди в себя! Ты не ранен?
Он медленно поднял веки. У него были тусклые воспаленные глаза.
— Прости, но я очень устал. — пробормотал он. — Мне нужно немного вздремнуть.
— Конечно, поспи пару часов. Сидите, я все сделаю.
Я залил в бензобак две канистры дизтоплива. Басолуза нервно обернула ключ и машина завелась.
— Ну вот, а я думала, что мы сломались! Стен как раз не в состоянии, чтобы чинить это железо!
— Устроим небольшой пикник. — сказал Варан. — Мы разгружаемся.