Животные
[ТЕКСТ КАТЕГОРИИ 18+. ОСТОРОЖНОГО И ПРИЯТНОГО ПРОЧТЕНИЯ]
— Вперёд германский!
Длинноногому двухметровому Мартину его стандартный пони-поло, ограниченный в холке полутора метрами по правилам спортивной породы, был явно маловат, казался именно что пони. Что, впрочем, весельчака немца, миллионера и гедониста, владельца успешных мировых рекламных и маркетинговых агентств, нескольких юридически сильных паспортов, живущего большую часть года под золотым калифорнийским солнцем, не слишком смущало.
— Марти, всё ж лучше вам сменить язык, как лошадок после чаккера, иначе вы его загоните, — шутливо напомнила ему Сате по-немецки. — Русский ваш — не самый выдающийся, меж нами говоря.
Гарцуя горделивой рысью, к ним подъехала поближе Елизавета, держась в седле наиболее органично, осанисто. Кажется, она единственная тут по-настоящему умела в эту игру, понимала норов животных, чего им хочется. Что лошадь должна быть не под всадником, а вместе с ним. И все лошади отвечали ей встречным соучастием и резво, легко носили её по полю. Елизавете также определённо шли белые бриджи и рубашка с чёрными кожаными сапогами до колен и наколенниками на них. Они играли в упрощённом варианте, пара на пару: белые Надежда Тиханецкая и Елизавета Соловей против ярко-синих Мартина Ланге и Сате Багратуни.
— Да, Арти. Так не говорят, — с улыбкой заметила Бетси-Елизавета, ведь они называли друг друга ласкательными именами на глобальный манер. — Вернее будет “вперёд, Германия!” или “вперёд, немцы!”
— Вперёд, германский! — не унимался Ланге, как всегда, ему нравилось говорить с явными ошибками на русском, он вообще был ещё тем шутником. — Мы не сдаёмся на поражение!
— Вы проиграли, — меланхолично растянула своим несколько жеманным и тоненьким голосом заметно подуставшая и недовольная этим фактом Надежда, поиграв для выразительности прекрасными атласными губками. — Давайте отдыхать уже, я что-то притомилась.
В подтверждение слов она ловко хлестнула бамбуковой клюшкой по мячу неплохим прямым ударом — постоянные тренировки этим летом всё же не прошли даром, — чтобы мяч улетел подальше к краю поля. Сняла шлем, под которым почти не было волос — она была острижена под юношу. Тем не менее, мальчишеская прическа её совсем не портила, лицо её было идеальных очертаний, с маленьким чуть вздёрнутым носиком и огромными голубыми глазами — опять же результат дизайнерского редактирования ДНК. Все охотно, кроме ярой опытной наездницы Соловей, что насмехалась над сегодняшними несерьёзными нагрузками, начали снимать перчатки и шлемы, выражая желание перейти к иным, более спокойным увеселениям. Подмосковный клуб и лошади принадлежали Елизавете Соловей, никаким временем друзья ограничены не были, кроме своих физических и душевных сил, но кои совсем растратились в азарте скачек.
На обратном пути к клубу болтали. Лошади шли спокойным шагом, помощники вели позади них и остальных запасных лошадок, задействованных в игре.
— Сатьяна, а чем опять недовольны твои родители? — поинтересовалась Елизавета. Они любили сокращать имена, но так как Сате было и так коротким именем, то, наоборот, искусственно удлиняли его и шутливо придавали русскости.
— Брала очередное интервью на политическую тему, — пожаловалась Сате. — Для папы это оказалось слишком остро. Рассердился. И на подобные занятия, и на журналистику вообще, и, как он говорит, на глупое моё народничество.
— Пусть даже это бесполезное занятие, должно быть право на ошибку. На эксперименты и… на поиски себя. Пришлёшь потом взглянуть что записала?
— Да, конечно. Мне крайне ценно твоё мнение. Я хочу научиться рассказывать о людях. Мне нравится твоё то шоу, где берут зауряднейшего самого человечка, рассказывают его жизнь и делают из него звезду. Что-то невероятно глубокое. Шоу замечательно говорит о нашей иерархии, как восприятие одного и того же лица меняется, стоит только изменить его статус. Вот он был никем, а стал всем. Причём, он сам начинает верить в собственную исключительность! Уф, как это превосходно! А я не могу и три абзаца выстроить красиво.
— Бетси, а как же молочная ферма? — встрял Ланге, заговоривший наконец на привычном английском. — Вы обещали показать нам ферму, о которой только все и говорят. Слухи в свете распространяются с околосветовой скоростью.
— Сейчас хотите?
— Да-да. Когда ж ещё?
— Мне тоже хотелось бы взглянуть, — добавилась к прошению Сате. — Ты как Нади?
— Я? Мне тоже любопытно.
Елизавета смерила Надежду взглядом билетёра вечернего киносеанса 18+, которому протягивает деньги подросток. Но глаза Нади были совсем взрослыми, пронзительными и невероятно сильными, волевыми, глубиною с горизонт. Ещё бы, с отредактированными генами и таким непривычным актом рождения — после гибели биологической матери, но из её яйцеклетки, через суррогатное материнство. К этому трудно было привыкнуть. Даже Соловей побаивалась этих Novi.