— Так дело не годится! Поди, дрыхнет в калданке, а мы отдувайся! Шесть ртов — шутка в деле! Ничего себе, порядочек!
— Якуня-макуня! — почесал в затылке и Эль.
Сенька вдруг озлился, из себя вышел, никогда его таким не видели.
— Дрыхну — ты видел? Не меньше вашего умаялся! Не везет мне…
— Не везет… У тебя одно везение — на жратву, — не унимался Мишка, подбадриваемый смешком Гажа-Эля.
Наверное, Сенька хотел еще что-то сказать, но то ли пыл у него прошел, то ли почувствовал, что крыть нечем, — лишь беззвучно пошевелил губами и поплелся в избу.
Тут не стерпел Гриш. Поругать Сеньку надо, этого он не отрицает. Без счастья и в лес по грибы не ходи, а умелый их и у моря сыщет. Пускай старается. Но и считать каждый кусок да глядеть за каждым шагом — не по дружбе. Коль сошлись в парму, так имейте сочувствие и уважение к товарищу.
На это Мишка ответил коротко:
— Счет дружбы не портит!
— Какой счет! — не соглашался Гриш. — Иной и портит, дружбу ломает.
Хотелось ему еще сказать: «Дележа хочешь по улову? Не выйдет!» — да удержался.
Мишка Караванщик и так, видно, догадался, замолчал, нахмурился, будто обидели его, и с того разговора стал ко всему безучастным: спросят — скажет, пошлют — сделает.
А вскоре вышла ссора между женщинами.
Они сгребали накошенное сено, Сера-Марья и похвастала:
— Мой рыбы наловил опять более всех, а Сенька — порожний.
Гаддя-Парасся и вспылила. Сама-то она Сеньку костила на чем свет стоит, но другим не позволяла худого слова сказать.
— Может, и моему повезет. Хвастать не станем! Не жадные! Я вон молока не жалею — каждый день от детей отрываю!
Намекала она на Сандру и Мишку, не имевших коровы.
Сандра не стерпела:
— А сено кошу задарма?
Могло бы дойти до потасовки, но мужики вовремя подоспели, развели жен.
Вскоре уловы у Мишки стали поменьше. Иной раз не больше Сеньки добывал. Могло такое из-за проклятых поедников случиться. Но чуял Гриш, не в комарах дело. Эль не сбавил, сам он сколько брал, столько берет. Рыбе комар не помеха. Да и видно было, приезжал Мишка даже посвежевший, как будто отоспавшийся.
Вот и хотелось Гришу поскорее перейти на реку. На сорах — в одиночку, на реке — ватагой, неводом. Сообща — дружней и согласней. Не терял он надежды восстановить в парме тот дух, какой был в пути и в первые дни после приезда на остров.
2
Комарья поуменьшилось, и жизнь в Вотся-Горте стала менее тягостной.
С вечера, когда солнышко еще стояло довольно высоко, мужики отправились, может, в последний раз на соры. Совсем соры обмелели, но рыба еще не вся ушла, хотелось ее подобрать дочиста.
А назавтра, утром, женщины, как обычно, собрались на покос. Елення с Марьей уже вышли на крыльцо, когда услышали брань в соседней избе. Парасся крыла без стеснения, но и Сандра, всегда тихая и сдержанная, не оставалась в долгу. Видно, допекла ее Парасся.
— Что там у них опять? — поспешили раздосадованные соседки.
Раздор начался из-за простокваши. Парасся припасла туесок своим девчонкам на завтрак, поставила в сарай на холодок. Знал ли Мишка или полагал — на его и Сандры долю оставлено, но прихватил туесок простокваши с собой на рыбалку. Парассю и понесло. Сандра в душе не оправдывала мужа, только стерпеть соседкины попреки не смогла.
Примирить баб не удалось. Сандра забралась под свой полог и оттуда выкрикнула, что косить не пойдет.
Елення с Марьей шли на покос удрученные. За ними семенила утихшая и немного напуганная Парасся.
— Собирались жить сообща, а грыземся, — вздохнула Елення.
— То ли еще будет! Ох, не следить нам никогда, вот вспомянешь меня, — не желая, чтобы ее услышала Парасся, беспокойно прошептала Марья Еленне на ухо.
Оставшись в избе, Сандра занялась стиркой. Потом отправилась на реку прополоскать белье. Солнце поднималось, день обещал быть добрым, и ей стало неловко: пора горячая, а она дома отсиживается. Урон парме наносит из-за обиды на ворчливую Парассю. Мишка, может, и не поругает, но Гришу да Элю в глаза глядеть стыдно будет.
«Прополощу, быстренько развешу и пойду на покос», — решила Сандра.
Подоткнув за кушак подол сарафана, она вошла в воду и тут услышала всплески: кто-то гребет. Оглянулась — приближается груженая калданка. На веслах — рослый, плечистый мужик с белым платком на голове вместо накомарника. Сандра приложила ко лбу ладонь козырьком, чтобы получше разглядеть — кто в лодке: гость или проезжий? Гребет, будто не умеючи или сильно устал. «Вот славно, кабы гость! Вотся-Горт никто еще не навещал», — подумала Сандра.