Перечисления и описания чем-то похожи на списки Робинзона Крузо или маниакальные тексты о еде или сексе. (Знатоки американской поэзии узнают нотку избыточной, навязчивой детальности, характерной для описания домов Пасадены у Джеймса Макмайкла.) Вот уложенный в строфы образец лирического каталога предметов во дворце Соломона и Храма (под «венцом» здесь понимается капитель на вершине колонны):
Сетки плетеной работы и снурки в виде цепочек
для венцов, которые были на верху столбов:
семь на одном венце и семь на другом венце.
Так сделал он столбы и два ряда гранатовых яблок вокруг сетки,
чтобы покрыть венцы, которые на верху столбов;
то же сделал и для другого венца.
А в притворе венцы на верху столбов сделаны
[наподобие лилии], в четыре локтя,
и венцы на обоих столбах вверху,
прямо над выпуклостью, которая подле сетки;
и на другом венце, рядами кругом,
двести гранатовых яблок.
(III Цар. 7, 17–20)
А вот и «литое из меди море», где священники могли совершать омовения («огурцы» в данном случае — этакие тыквообразные шишки):
И сделал литое [из меди] море, —
от края его до края его десять локтей, —
совсем круглое, вышиною в пять локтей,
и снурок в тридцать локтей обнимал его кругом.
[Подобия] огурцов под краями его окружали его по десяти на локоть,
окружали море со всех сторон в два ряда;
[подобия] огурцов были вылиты с ним одним литьем.
Оно стояло на двенадцати волах:
три глядели к северу, три глядели к западу,
три глядели к югу и три глядели к востоку;
море лежало на них,
и зады их [обращены были] внутрь под него.
Толщиною оно было в ладонь,
и края его, сделанные подобно краям чаши,
[походили] на распустившуюся лилию.
Оно вмещало две тысячи батов.
(III Цар. 7, 23–26).
Лилии, гранатовые яблоки, львы, стоящие кругом огромного «моря» волы — все это великолепие, вся эта пышность чувствуются даже в переводе; а ведь эти строки одновременно и своего рода техническая номенклатура. И здание, и описание здания прославляют Господа, но вместе с Ним прославляется весьма трудоемкая деятельность основанной Давидом изысканной столицы с ее космополитичными искусствами и ремеслами:
И вот устройство подстав:
у них стенки,
стенки между наугольными пластинками;
на стенках, которые между наугольниками,
[изображены] были львы, волы и херувимы;
также и на наугольниках,
а выше и ниже львов и волов — развесистые венки;
у каждой подставы по четыре медных колеса
и оси медные. На четырех углах выступы наподобие плеч,
выступы литые внизу, под чашею, подле каждого венка.
Отверстие от внутреннего венка до верха в один локоть;
отверстие его круглое, подобно подножию столбов,
в полтора локтя, и при отверстии его изваяния;
но боковые стенки четырехугольные, не круглые.
Под стенками было четыре колеса,
и оси колес в подставах;
вышина каждого колеса — полтора локтя.
Устройство колес такое же,
как устройство колес в колеснице;
оси их, и ободья их, и спицы их, и ступицы их, все было литое.
Четыре выступа на четырех углах каждой подставы;
из подставы [выходили] выступы ее.
(III Цар. 7, 28–34)
Это очень далеко от переносной скинии со стенками из барсучьей кожи и льна. Дистанция в перечнях, в большом количестве образов, а также в материалах. Такое изобилие медных или позолоченных волов, гранатовых яблок и колес в кинематографическом языке образов означало бы нечто варварское или декадентское. И декор, и его словесное описание обладают кипучим качеством искусства: способностью к восхвалению самое себя. Давид берет арфу и поет, чтобы увековечить своего предшественника Саула. Но для того, чтобы увековечить Давида, не нужно поэта или музыканта. Его царское величие расширилось до бесконечности, и гимн ему поет воплощенная его сыном и наследником идея — Храм в Городе Давида с искусно выполненными и сосчитанными львами, херувимами, пальмами, «огурцами», капителями, лилиями и переплетениями.
XI. Положу врагов Твоихв подножие ног Твоих