Если даже что-то и вырывалось из уст Смерти в какой-то момент (причем совершенно не важно что), то это доносилось тихим, заунывным волчьим воем откуда-то из далека, из другой реальности, до человеческих ушей. И в такие моменты особенно тянуло домой, к теплу, к родным. И прокатывался тихий рокот в отдельных домах: «Это стонет зима. Это стонет сама смерть». Да, это стонет Смерть. Смерть, несущий в плаще своё единственное сокровище.
Как уже упоминалось, Маленький Ангел очень-очень любознательный. Смерть всегда удивлялся тому, насколько для этого существа, которое хоть и походило на младенца, но уже определенно жило на земле достаточно долго, всё столь живо и мило, будто он только-только появился на тот свет и так и норовит всё рассмотреть, пощупать, понюхать и разузнать.
Всё: машины, города, горы, реки, моря, люди и их судьбы – ничего не могло избежать вечно голодного интереса Маленького Ангела. И Смерть ему про всё рассказывал. Мог даже рассказать по нескольку раз. Вот только хоть и часто, но далеко не всегда Маленький Ангел был доволен пояснением, которое ему предоставлял его спутник о той или иной вещи. Иногда оно казалось малышу неполным, иногда просто глупым или даже… В общем, в таких случаях это чаще всего порождало еще большую тучу вопросов, иногда дело доходило до открытого негодования, злости или даже, что было самым страшным, слез. В эти секунды даже самому Смерти становилось плохо. Нет, он, разумеется, на своем без всяких споров предельно долгом веку повидал многое: от свирепств восточных правителей до всех ужасов концлагерей, но от созерцания того, как из невинных детских глазок этого крохотного лучика света в его персональном царстве тьмы текут слёзы - что-то давно высохшее и сгнившее внутри сжималось, выдавливая из себя последние зловонные соки. Это поистине невыносимо, поэтому за слезами следует немедленное утешение.
Вообще, Маленький Ангел ну уж очень похож на фей из «Питера Пена». Это проявлялось в том, что он, как и они, «настолько мал, что вмещает в себя всего одну эмоцию». Видит новогодние украшения и инстоляции снежной зимой в витрине магазина: беспросветно радуется и мечется по зимней улице, мелькая средь прохожих, словно секундная вспышка от маленькой хлопушки. А Смерть тем временем, охая и ахая, несется во всю прыть за своим подопечным, и не будь темный жнец таким страшным, это выглядело бы отчасти даже забавно. Если Смерть не согласился покатать его на лодочках по реке – Маленький Ангел злится, и становится похожим на маленького, красного и злобного суслика, что выглядит просто невероятно смешно. Если во время какого-нибудь праздника при запуске петард что-то пошло не так и одна из них с грохотом взорвалась на земле – Маленький Ангел визжит, как паровозный свисток, зарывается в плащ Смерть и отказывается оттуда выбираться аж до завтрашнего утра. А вот если Маленькому Ангелу удавалось разглядеть во входящей в фонарь Смерти душе её последние секунды ему становилось… Грустно. Очень грустно.
Вот чего Маленький Ангел не понимал никогда, так это того, почему живое умирает. Почему люди стремятся делать друг другу больно? Почему они не могут просто жить в мире, как они со Смертью? На это последний исчерпывающего ответа, объяснившего бы всё за раз, дать никак не мог. Даже если бы он попробовал бы удариться в философию, многое Маленький Ангел бы просто не понял. Смерть вообще прекрасно понимал, что сколько бы вечностей он на земле не прожил, на все вопросы маленького друга ему ответить никогда не удастся. И поэтому он отвечал всегда на это коротко, но немного непонятно: «Потому что люди – это люди».
Одним из самых любимых городов этой парочки был и остаётся Санкт-Петербург. Ну еще бы, Маленького Ангела всегда завораживало всё многообразие того, что здесь есть: острова, дворцы, галереи, лодочки, музеи и прочие интересности, что присутствовало здесь в полном своём изобилии. А Смерть был просто рад, что что Маленький Ангел рад. Ну, и просто расхаживая по этому величественному «Петровому творению», можно было лишний раз поностальгировать по былым временам.
Так вот, сидят они как-то вечерком на одной из скамеек. По левую руку Исакий. Небо всё затянуто плотным занавесом грязно-серой ваты, именуемой тучами, из которых льёт вода. Словом – классическая питерская погодка, в которой, однако, тоже есть свои прелести.
-Куда ты смотришь?-Внезапно прощебетал сбоку детский голосок.
Мутные зрачки серых выпученных глаз, до этого беспричинно глядевших куда-то в пустоту, резко рванулись в сторону и остановились на сидящем около своего опекуна и укрытого его же плащом Маленьком Ангеле, ждущем ответа.