Свидетельствую: существовало удивительное и чрезвычайно разношерстное братство.
И все на почве любви к самому эфемерному из занятий — литературе.
Как говорится, гусар гусару…
Повторюсь: изящная словесность не обходилась без собственных оригиналов. Здесь писатели-любители и писатели-профессионалы рокерам и всяческим хиппи могли вперед сто очков дать.
Рекшан
По двум ресторанным залам Дома писателя часто бродил мрачный Владимир Рекшан, который тогда еще пил — и здорово, надо заметить.
Долгое время патриарх питерского рок-н-ролла тоже разрывался между музыкой и прозой.
Группа «Санкт-Петербург» уже отгремела свое — правда, их все еще куда-то приглашали, где-то они время от времени выступали. Но Рекшан взял другой курс — на рассказы и повести. Его не печатали. Он переживал — и писал. Его вежливо отшивали. Он не сдавался, так как был еще и спортсменом — привык брать высоту.
Спортсмен-музыкант-прозаик мне вот чем запомнился. В один жаркий летний денек в писательском ресторане плавились даже столы. Нева дрожала за окнами. Сплошное марево — асфальт прилипал к подошвам.
Рекшан принес с собой термос. Да еще и наливал — то одному знакомому посетителю, то другому.
— Как он может пить в такую жару горячий чай? — не выдержал я.
Те, кому он не налил, злобно разъяснили:
— Дурак! Там о-о-очень холодная водка!
Шадрунов и случай с актрисой
Николай Шадрунов, знаменитость города Ломоносова, или Ораниенбаума (или в просторечии — Рамбова), косолапый, простодушно-хитроватый, поймал автора этих строк на следующем вопросе:
— Перечисли-ка, братец, членов Политбюро при Хрущеве.
Перечислить я, само собой, не смог, потому что, несмотря на годы, проведенные на историческом факультете, меньше всего интересовался всякими членами.
— Какой же ты после этого историк? — то ли возмутился, то ли обрадовался Шадрунов, сам имеющий чуть ли не пять классов образования. И тут же перечислил полный состав Политбюро.
Он был еще одним «человеком из народа»: работал в кочегарке, писал рассказы о ломоносовских бомжах и пьяницах, пил, спорил, поддевал собеседников — хитренько так, с прищуром. Расхаживал, загребая листву и пыль своими медвежьими ногами, по родному Рамбову, разгуливал по Питеру, все видел, все слышал и частенько заглядывал в писательский ресторан. Там Шадрунов присаживался к какой-нибудь компании и незаметненько влезал в спор. Как всякий самоучка, он любил щеголять знаниями и делать кому-нибудь «асаже». А знания у него были — память Шадрунов имел хорошую.
Он дружил с писателем Коняевым.
С артистом Иваном Ивановичем Краско.
И со многими другими интересными людьми.
Он был настоящим самородком.
До сих пор ходит байка о случае с Маргаритой Тереховой. Однажды в Рамбове снимался фильм. Видно, с жилищными условиями у советских киношников не все оказалось в порядке. Когда Шадрунов пригласил актрису пожить у себя, та согласилась (если, конечно, верить анекдоту).
Вскоре наш добрый самаритянин собрался в Питер по делам. Годы были своеобразные. Уже существовали проблемы с продажей алкоголя.
— Маргарита, — сурово сказал народный рамбовский писатель, — у меня в шкафу два флакона тройного одеколона. В тумбочке еще один. Береги их как зеницу ока. Если придут приятели — Петрик с Коньком-Горбунком (клички известных местных персонажей), — ты с ними не миндальничай. Смело посылай. Они только ругань и понимают.
Писатель уехал, Терехова осталась сторожить одеколон.
В то же самое время в Питере к одному прижизненному классику (не будем упоминать его имени) заглянул известный московский редактор. Выпили, закусили.
— А знаешь что! — воскликнул классик в порыве гостеприимства. — Я тебя, брат, сейчас с таким человеком познакомлю! Выдающийся человек. Свой. Из народа. Гостеприимен. Талантлив. Потом благодарить меня будешь. Поехали!
Рамбов в то время был настоящей Тмутараканью. Незваные гости долго тряслись в электричке, а затем плутали по каким-то улицам. Наконец вышли на окраину города к развалившемуся деревянному домишке, в котором и проживал народный талант.
— Он, брат, нам знаешь как обрадуется, — твердил всю дорогу классик, расписывая добродетели «самородка», — знаешь как примет!
Наконец отыскали квартиру.
Позвонили.
— Так! — распахнув дверь, гаркнула известная на всю страну актриса. — Ты — Петрик! — показала на классика. — А ты — Конек-Горбунок! — показала на московского редактора. — Одеколона вам не будет. Пошли отсюда на (бранное слово)!