Брук оканчивает школу.
Дайан оканчивает школу.
Потеря.
Горе.
Смерть.
Скорбь.
«До скорой встречи».
Бесконечные слезы.
Песня «До скорой встречи» была популярна и часто звучала по радио в тот год, когда я горевала из-за Дайан и Брук. Она казалась мне такой пронзительной, что я плакала еще сильнее. Даже теперь, когда я слышу эту песню, мне становится грустно.
В последнем классе меня накрыла такая глубокая депрессия, что я отказывалась выходить из своей комнаты. Сейчас я понимаю, что этого и следовало ожидать. Мама переживала депрессию, когда была беременна Элин. Брат мамы тоже был подвержен серьезной депрессии. Когда я навестила маминых родственников в Луизиане, я узнала, что многие из них имели схожие проблемы.
Внутри я разваливалась на части, а снаружи почти не изменилась. В школе я по-прежнему входила в маленькую группу из четырех-пяти учениц, которые считались активом класса. Мы организовывали мероприятия, участвовали в конкурсах, получали дипломы и награды. Одна из нас – Марджи Пилстикер – говорит, что я «объединяла всех, делала счастливее и никого не обременяла своими проблемами».
«Марша казалась счастливой, – вспоминает Марджи, – была общительна и доброжелательна. Она часто собирала нас после занятий и отвозила в кафе, чтобы угостить колой. Она была внимательна к людям и всегда заботилась о них».
Мне странно это слышать – словно говорят о ком-то другом.
Благими намерениями вымощена дорога в ад
В тот период я все еще намеревалась стать святой. «В жизни важны не великие дела, а великая любовь», – написала в автобиографии святая Тереза. Я чувствовала, что эти слова содержат глубокую истину, но до конца не понимала ее. И вот, спустя пятьдесят лет я описываю свою жизнь как историю о силе любви. Это кажется мне удивительным и одновременно смиряющим.
Вдохновленная стойкостью святой Терезы, я решила принести жертву. Жертвовать надо было чем-то очень дорогим, с чем трудно расстаться и что много для меня значит. Иначе какая это жертва? И я решила уйти из женского клуба.
Клуб был моей опорой. Здесь я веселилась, отвлекалась от черных мыслей и, самое главное, не была одинока. Это было единственное место, где я чувствовала себя принятой. «Да, – подумала я, – выход из женского клуба будет настоящей жертвой. Я должна это сделать».
Я испытываю противоречивые чувства, рассказывая об этом, потому что обещала Богу ничего никому не говорить и долго держала слово. Наверное, для всех я придумала какую-то правдоподобную причину. Но сегодня я должна этим поделиться, ведь это важная деталь моей истории.
Покинув женский клуб, я добровольно изолировалась и в результате почувствовала себя тотально одинокой. Я мучилась и стыдилась. Я считала себя толстой и нелюбимой. Не то чтобы я действительно была недостойна любви, просто я никому не была нужна. По крайней мере я так думала.
Моя жертва в геометрической прогрессии ускорила мое падение в ад. Усилились головные боли. В августе 1960 года, в самом начале выпускного класса, я начала посещать доктора Нокса, местного психиатра. В его записях сказано, что «никаких органических поражений не обнаружено». Думаю, головная боль была реакцией на внутреннее напряжение. Я сильно поправилась и окончательно впала в депрессию.
Я отстранилась от семьи и замкнулась. Не выходила из своей комнаты. Чувствовала себя такой отчаянно несчастной, что хотелось умереть. Я считала себя лишней. Я призналась доктору Ноксу, что хочу сбежать из дома и покончить с собой. Не знаю, говорила ли я об этом родителям, или им сказал это доктор Нокс. В апреле 1961 года я осознала, что без конца пла́чу – больше двух недель подряд. Я понятия не имела, что со мной происходит. Это просто происходило. Я не могла это контролировать. Единственное, что я знала, – это то, что я хочу умереть.
Ад догнал меня.
Исчезновение
А потом меня отправили в больницу. Недавно Элин рассказала мне, что никто не понял, что произошло: «Старшие братья учились в другом городе, поэтому ни о чем не догадывались, а младшие были слишком юны, чтобы заподозрить неладное. Я тоже ничего не знала».
Моя подруга Дайан Зигфрид, с которой мы виделись реже после окончания школы, говорит: «Никто не знал, что происходит что-то ужасное. Ты просто исчезла. Вчера ты была, а сегодня пропала. Я даже не подозревала, что у тебя были проблемы».
Многие из моих друзей знали о моем конфликте с матерью, но не более. «Твои родители два года не рассказывали мне, где ты находишься, – недавно призналась мне Нэнси. – Мы знали, что ты уехала, но куда? Понятно, что произошло что-то нехорошее. Но все помалкивали». А Марджа Пилстикер вспоминает: «Ты внезапно исчезла. Нам сказали, что ты дома, болеешь. Никто не знал чем. В те годы люди скрывали психические заболевания».