Отец был одет в белоснежную одежду, и на голове у него была вышитая или бархатная ярмулка. На столе перед ним стояла трёхэтажная тарелка с тремя лепёшками пресной мацы, испечённой мужчинами из секты “Хасидим”, строго соблюдавшим все приготовления. Эти, так называемые, “Мацот Шмура” покрывали чистыми салфетками и клали на специальные пасхальные тарелки.
На отдельное специальное блюдо клались другие пять символов: баранья косточка, крутое яйцо, горькие травы (хрен), петрушка и харозет — смесь из крошенного миндаля и других орехов с вином, чтобы было похоже на мокрую глину. Мисочка с солёной водой ставилась в центре этого блюда или перед ним. И все эти символы служили напоминанием о пережитом Израилем в Египте, включая ночь поспешного и чудесного избавления и перехода через солёные воды Чермного Моря.
Причина, почему евреи сегодня не едят пасхального ягнёнка, как когда-то в Египте, а имеют на столе его символ: голенную косточку, кроется в данном во Второзаконии 16:2, 5 и 6 повелении: “И закалай Пасху Господу, Богу твоему, из мелкого и крупного скота на месте, которое изберет Господь, чтобы пребывало там имя Его. Не можешь ты закалать Пасху в котором-нибудь из жилищ твоих, которые Господь, Бог твой, даст тебе; Но только на том месте, которое изберет Господь, Бог твой, чтобы пребывало там имя Его, закалай Пасху вечером, при захождении солнца, в то самое время, в которое ты вышел из Египта”.
Поэтому голенная косточка — это только напоминание, символ Пасхального Агнца. Также яйцо — символ “Корбан Хагига” — обычного праздничного приношения, приносить которое вне Святилища тоже было запрещено Богом.
Эти два мемориальных символа служат только напоминанием и не едятся, как всё другое.
Во время “Седера” (Пасхальной вечери) Леон должен был задать своему отцу четыре вопроса. Хотя обычно еврейским детям не разрешалось задавать вопросы, делая это по предписанию в книге Исход 12:26-27: “Когда скажут вам дети ваши: “Что это за служение?”, Скажите: “Это пасхальная жертва Господу, Который прошёл мимо домов сынов Израилевых в Египте, когда поражал Египтян, и домы наши избавил”. В ответ на эти четыре вопроса, касающиеся всего праздника Пасхи и связанных с ним процедур, отец читал историю о чудесном избавлении Израильского народа и его исходе из страны рабства, Египта.
Леону было бы приятно услыхать всю историю из Слова Божьего в двух-трёх стихах, но раввины предписали рассказывать её с большими подробностями, что было весьма утомительно для маленького мальчика, который был к тому времени голодным и сонным. Но выхода не было, и ему приходилось выслушивать всё до конца, пока маме, наконец, разрешали подавать праздничный ужин.
Одна процедура пасхального вечера всегда пугала Леона. В определённый момент вечери отец вдруг открывал двери, и все поворачивали головы в ожидании появления пророка Илии, для которого в центре праздничного стола был приготовлен бокал вина.34Это была самая многозначительная и торжественная часть Пасхального ужина. Будучи ребёнком, Леон не вполне понимал всего значения этого необыкновенного вечера, но с течением времени эти вещи стали яснее, и он начал видеть, что все символы Пасхального ужина, а особенно последний, в конце, когда открывались двери для пророка Илии, указывали на пришествие Избавителя Израиля — Мессии.
Во все последующие годы, пока мальчик рос и мужал, он помнил слова отца о том, что это особенная ночь: “Это — ночь бдения Господу за изведение их из земли Египетской; эта самая ночь — бдение Господу у всех сынов Израилевых в роды их” (Исход 12:42).
Чувствуя важность этого торжественного обычая, Леон дорожил еврейской традицией, согласно которой по сей день в определённый момент пасхального ужина все ожидают появления Илии, вечноживущего пророка, предвестника Мессии. По сей день принято в честь него наполнять вином специальный кубок — кубок Илии, украшенный резьбой, изображающей разные сцены его жизни, как например, случай, когда он воскресил сына вдовы (3 Царств 17:22), бесстрашно обличил царя Ахава (3 Царств 18:17 и далее) и несколько других. Предание предписывает также, что пока бокал наполнен, двери открываются без страха (не это ли ночь ожидания Господа?), чтобы впустить пророка искупления.
Всё это, и ещё гораздо больше того, сохранялось глубоко в сердце Леона и стало ясным только годы спустя, а пока этот еврейский малыш рос в постоянном страхе перед крестом. Он избегал всяких контактов с христианами. Так называемые “христиане” в окружении Леона не влияли на него положительно и ничем не привлекали к себе. Как правило, живущие вокруг Леона неевреи были враждебно настроены против евреев.