Нееврейские мальчики при встречах толкали и пихали еврейских детей. Из выходящего на улицу окна родительского дома Леон видел огромное распятие, которое для него было символом страха и трепета. В воскресные и праздничные дни, когда крестьяне из окрестных деревень приходили в город, они сперва собирались вокруг распятия на перекрёстке, кланяясь и молясь перед ним нараспев, и горе было тому еврею, который попадался им под ноги в такое время.
Не раз бывало, что по дороге домой из школы Леону приходилось терпеть нападки кого-нибудь из молящихся у распятия. После нескольких таких нападений, он шёл, наконец, со своим горем к родителям, но всегда получал один и тот же ответ: “Дитя, мы ничего не можем сделать. Мы евреи в изгнании и находимся в руках необрезанных. Язычники всегда преследовали евреев, потому что мы другие и верим в живого Бога”. И тогда родители начинали рассказывать Леону о крестоносцах, гонениях и мученичестве, и о диких легендах и неправдах о евреях, распространяемых повсюду, вроде того, что “на свою Пасху евреи примешивают в мацу кровь христиан” или “ловят нееврейских детей для жертвоприношений”. В результате этих злостных слухов многие евреи гибли в погромах именно во время праздника христианской Пасхи.
Сердечко Леона ныло от страха и боли от этих рассказов, потому что он знал, что пасхальный хлеб приготовлялся со щепетильной заботой именно о чистоте ингредиентов теста. Он знал о том, каким строгим был закон в отношении употребления в пищу любого вида крови (Левит 7:26-37 и 17:10-14). Когда он спросил: “За что другие народы так преследуют евреев?”, он так и не получил исчерпывающего ответа, но его предупредили, чтобы он держался подальше от распятия у дороги и от христиан.
Уроки, которым Леон был так прилежно посвящён, были утомительными.
Будучи мальчиком живым и подвижным, он ощущал потребность хотя бы в малой доле свободы. Монотонность сидения в душном классе иногда удручала его. Слишком мало было времени для того, чтобы “подышать свободно”, — говорили мальчики, соученики Леона. Праздники тоже не были похожи на каникулы. Богослужения в синагоге с монотонными, нараспев, длинными молитвами требовали много времени. Единственным, что доставляло удовольствие, была праздничная пища, приготовленная ласковыми руками матери Леона и принимаемая в тесном семейном кругу.
Но между едой и долгими службами в синагоге по субботам были ещё другие религиозные праздники и занятия, вроде заучивания наизусть Псалмов, изучение “Пирке Абот” (афоризмов отцов), книги “Песни Песней” в Библии и обязательное, частое посещение родственников.
Однажды что-то случилось с учителем, и занятия прекратились на весь остаток дня. Вместе с другими, такими же живыми, как он, мальчиками Леон решил использовать свободное время на шалости. В числе разных игр, в которые они обычно играли, была игра, называемая “лошадиные гонки”. Трое ребят взялись за руки и помчались через улицу наперегонки с тремя другими ребятами, но по пути слепо, со всего разгона, налетели на старушку, сбив её с ног и поранив. Об этом неприятном происшествии было доложено директору школы. В острастку другим учитель назначил суровое наказание Леону как зачинщику-проказнику. Его переодели в “гусара”, закатили одежду до плеч, как солдатский мешок, а на голову надели шапку из картона. В таком виде он должен был пройти “сквозь строй”, а его соученики “не щадили розги”. Но хотя это доставляло им большое удовольствие, позже они все тоже получили свою порцию наказания.
Вообще детство Леона не было светлым и радостным. Не было времени для беззаботных игр и развлечений, свойственных нееврейским мальчикам его возраста. С самого раннего детства бремя раввинского закона легло на его тщедушные плечики. Слова из Осии9:1 “Не радуйся, Израиль,… как другие народы…” не исключали детей. Леон воспитывался буквально “в страхе Господнем”, т.е., не в смысле благоговения перед Ним, а именно в страхе перед Ним.
Приготовительные занятия по еврейскому языку должны были двигаться с огромной быстротой. Первый этап был пройден Леоном в рекордный срок, и он научился бегло читать по-еврейски. Он был переведён на высший курс и стал студентом Святой Торы (Пятикнижия Моисея). Леон считался смышлёным учеником с хорошо развитыми умственными способностями, так что на этом уровне он избежал ударов учительской плётки.
Изучение Библии не начиналось с первой её книги, Бытия, но с третьей книги, Левит, так называемой “Тора Коханим”. Делалось это для того, чтобы Леон сперва познакомился со служением священников, каким оно практиковалось когда-то во святилище.