Помимо раввинских толкований, путь Леона ко Христу преграждала верность Богу отцов и недвусмысленным заповедям Библии относительно других богов и других религий. “Да не будет у тебя иных богов, кроме Меня”, — звенело у него в ушах. Из Второзакония 13 он знал Божье повеление о том, что если бы даже тот пророк, чьи пророчества исполнились в сопровождении великих чудес и знамений в подтверждение его подлинности, начал бы вдруг звать “вслед иных богов”, его не только нельзя слушать, но он “подлежит смерти”.
То же суровое наказание должно было постигнуть всякого родственника или соседа, или близкого друга, кто посмел бы тайно подговаривать еврея служить иным богам (Второзаконие 13:6-10). Леон знал, что за отвращение его народа от Бога и принятие богов своих неверующих соседей этот народ был сурово наказан уведением в Вавилонский плен.
Пророк Иеремия дал им один текст, чтобы они зазубрили его и использовали против Вавилонян, когда те будут склонять их служить своим богам: “Так говорите им: “боги, которые не сотворили неба и земли, исчезнут с земли и из-под небес” (Иеремия 10:11).
Это единственный текст, данный Иеремией на халдейском языке, с которым далеко не все евреи были знакомы. Прежде, чем дать его народу, он призывал их не ходить путями язычников и не учиться от них. Он обрисовал перед ними природу языческих богов (Иеремия 10:1-5) и торжественно провозгласил преимущество над ними Бога Израиля: “Нет подобного Тебе, Господи! Ты велик и имя Твоё велико могуществом” (ст. 6). “Господь Бог есть истина: Он есть Бог живый и Царь вечный” (ст. 10). Эти три молитвы: 1 — “Егдал”, 2 — “Адон Адам” и 3 — “Олену” (Молитвенник, стр. 2, 37б) составляли символ веры (кредо) Израиля в древности и входят в него сегодня.
Со всем этим “багажом” в уме и сердце Леону было нелегко поверить в Божественность Иисуса. Понять и принять предсказания пророков о Мессии могут только те, кому это открывает мышца (сила) Господня. Пророк Исайя говорит это в первом стихе 53 главы своего пророчества: “Кто поверил слышанному от нас, и кому открылась мышца Господня?”. Эти Книги закрыты даже книжникам и учителям Израиля, о чём торжественно заявляет Исайя в 29:11-12: “И всякое пророчество для вас то же, что слова в запечатанной книге, которую подают умеющему читать и говорят: “прочитай её”, и тот отвечает: “Не могу, потому что она запечатана”.
Другим препятствием для Леона было искажённое, уродливое представление христианства в поведении тех, кто исповедали себя последователями Иисуса Христа, Мессии Библии. Они представляли весьма непривлекательную разновидность христианства. Не удивительно, что в защиту иудаизма, который Леон всё ещё считал правильной, или хотя бы самой лучшей, религией, он всегда выставлял именно эту негативную сторону христианства. Этим “оружием” Леон пытался отразить попытки подорвать его еврейскую веру. Он помнил себя в синагоге, помнил, как он благоговейно исповедал свою веру перед открытым ковчегом, прежде чем из него была вынута Тора для чтения перед всем собранием. Леон не забыл, как он громко возглашал “Барух Шамей”: “Благословенно имя Господа вселенной, единого истинного Бога, Чей Закон единственно истинный. Ему Одному мы доверяем и на Него Одного уповаем и не полагаемся ни на какого “Бар Элохим” (Сына Божия). Леон склонялся к почитанию Иисуса скорее как великого реформатора язычников, даже пророка, но не как Мессии Израиля. Он уверял, что Иисус не исполнил данных пророками обетовании, а именно, что Израиль будет избавлен от своих врагов, его царство будет восстановлено и т.д. Ещё меньше был Леон готов поверить во всемогущество Иисуса, жившего как человек, подверженного страданиям и умершего мученической смертью без всяких попыток спасти Себя.
Когда по ходу бесед миссионеры подчёркивали превосходство Иисуса над пророками, и даже над Моисеем, это никак не укладывалось в голове Леона, принимавшего за аксиому слова из Второзакония 34:10: “Не было более у Израиля пророка такого, как Моисей, которого Господь знал лицом к лицу”. Также Числа 12:6-8, где Бог превозносит Моисея над всеми другими пророками, как того, с кем Он говорил “устами к устам”.
Леон впитал всё это с молоком матери и не мог ни теперь, ни позже изменить своего мнения о Моисее и Иисусе. Во всяком случае, так ему казалось…
Но, тем не менее, чешуя начала постепенно спадать с духовных глаз Леона. Он стал более охотно слушать и учиться. Жажда “правды” становилась всё более очевидной, и он проводил многие ночи за чтением, исследованием и штудированием Священного Писания. Если бы он только мог поверить в воплощение Иисуса, думал он, все другие трудности, связанные с Его Божеством, улеглись бы сами собой на место.