20 января в шесть часов вечера пароход «Хайланд-Лок» отдал швартовы и, развернувшись, тронулся на Монтевидео, а оттуда в Лондон.
18 февраля я был вновь в действительно туманной на этот раз столице Англии.
Непроницаемый туман продержал нас на якоре в устье Темзы двое суток. Пассажиры бесились, приставали к капитану с глупыми вопросами. Капитан за обедом в салоне первого класса задал только один вопрос:
— Вы слышали свистки и колокола других судов вокруг нас? Как вы думаете, сколько приблизительно судов увидели бы мы, если б туман сразу рассеялся?
Кто сказал — двадцать, кто — тридцать, а одна дама ахнула — сто. Все засмеялись. Но капитан ответил:
— Не меньше четырехсот, — и углубился в тарелку с супом.
Действительно, когда на другой день туман исчез, мы увидели, в какой каше из больших и маленьких пароходов, барж, шаланд и рыбачьих траллеров стоял наш «Хайланд-Лок».
Дувр, Остенде, Брюссель, Берлин, Варшава промелькнули за двое суток… Потом Москва, доклад, и вот я опять дома, в милом, родном Ленинграде, который оставил девять месяцев назад.
Когда-то вернется «Товарищ»?!
(обратно)«Позиция неизвестна»
«Товарищ» вышел из Буэнос-Айреса с грузом в Ленинград 20 апреля.
1 мая в газетах появилось поздравление экипажа «Товарища», посланное по радио из южного Атлантического океана.
25 мая новое радио известило о переходе «Товарищем» экватора в долготе 27°42' к западу от Гринвича.
С тех пор долго ничего не было известно о «Товарище».
Мой телефон все чаще и чаще начал позванивать. Ко мне, как к старому моряку и бывшему капитану «Товарища», обращались за справками об экипаже корабля родственники и друзья.
— Где же «Товарищ»? Ведь у него есть радио. Отчего он не дает о себе знать? Что вы думаете о его положении? Вы читали в газетах, какой ураган пронесся над Нью-Йорком, Гамбургом, Крымом?..
Я как мог успокаивал всех. Но в конце концов тревога начала зарождаться и у меня.
Я послал телеграмму в Аркос, в Лондон, с просьбой уведомить о местонахождении «Товарища». Ответ пришел в тот же день: «Позиция неизвестна, радио ответа нет».
Я, конечно, знал, что это еще ничего не доказывает. Что такое радиоантенна на большом парусном корабле? Паутина из тонких проволок, укрепленная на верхушках брам-стеньг на высоте пятидесяти метров над водой. В шторм корабль может легко потерять не только антенну, но и сами брам-стеньги со всеми верхними реями и такелажем. Но от такой поломки до гибели корабля еще далеко. Наконец, на «Товарище» один радиотелеграфист, да и тот очень болезненный человек. Он мог тяжело захворать, даже умереть, и тогда вся сложная радиоустановка корабля осталась бы мертвой.
Однако на душе у меня было тяжело. Неужели «Товарищ» погиб в океане? Неужели погибли товарищи, с которыми я сжился, сроднился за полгода тяжелого океанского плавания, товарищи, лица которых до сих пор стоят у меня перед глазами, а голоса звенят в ушах?.. Неужели капитан Фрейман, мой бывший старший помощник, прекрасный моряк, спокойный, рассудительный человек с крепкими нервами, сделал какую-нибудь грубую ошибку, погубившую корабль?.. Нет, это невозможно!..
Эти мысли я гнал от себя, объясняя молчание «Товарища» недоразумением или случайностью, и старался успокоить всех, кто обращался ко мне за справками о корабле.
Я послал в Аркос вторую телеграмму с просьбой уведомить меня, как только будут какие-нибудь известия о «Товарище». В ответ пришло письмо Аркоса. Он уведомлял, что имеет основание беспокоиться за судьбу «Товарища». На четыре радио, посланные с четырех различных пунктов берегов Атлантического океана, ответа не получено,
Весь июнь прошел в неизвестности о судьбе «Товарища».
Вдруг 4 июля я получил телеграмму Аркоса:
«„Товарищ“ прошел Плимут».
Я испытал то чувство, которое пережил когда-то, в дни моей молодости, на маленькой парусной шхуне, попавшей в ураган. Шесть дней нас заливало волнами. Шесть дней мы не могли нести ни одного паруса, шесть дней мы хотя и работали, пили, ели, спали, но что-то тяжелое, тоскливое жило в нашем подсознании. И вот на седьмую ночь неожиданно веселый голос вахтенного крикнул в двери кубрика: «Пошел все наверх, паруса ставить!» Мы выскочили на палубу. Увидели луну, проглянувшую между разорванными тучами; вместо ужасного рева, который стоял день и ночь в наших ушах, услышали легкий шум ветра — и почувствовали, что тяжесть сердца исчезла, рассеялась.