Моджи, мать и отчим Майлза уже сидели в прекрасной, бело-голубой комнате для завтраков. Когда Патрик вошел, все трое посмотрели на него и улыбнулись. Моджи скользнула со стула и ринулась в кухню, сказать Наде, чтобы она принесла его апельсиновый сок.
— Ты выглядишь довольно-таки чахло, старина, — заметил Джулиан Пасмор. — Опять тебя беспокоят эти ужасные ожоги?
— С этим все в порядке, — ответил Патрик. — Спасибо.
Он занял свое место и правой рукой неловко налил кофе в чашку. В те дни он все делал неловко, но этим утром он чувствовал себя еще хуже чем обычно, поскольку был в костюме и при галстуке. Он не надевал костюм со времени выпускных экзаменов. Он чувствовал себя в нем как в смирительной рубашке.
— Может быть, надо, чтобы доктор Фостер осмотрел вашу руку? — спросила Дебра Пасмор.
Патрик взглянул на нее.
— Нет, все прекрасно, благодарю вас.
— Это не проблема, Я скажу, чтобы Надя записала вас.
Патрик поблагодарил.
Они продолжали завтракать.
Патрик пил кофе и наблюдал, как мать Майлза намазывает маслом тост — в дополнение к двум уже лежавшим на ее тарелке, которые она забыла съесть.
Они с Джулианом обменялись взглядами. Квадратное проницательное лицо Джулиана встревоженно напряглось.
Дебра отложила тост в сторону и принялась листать стопку факсов под рукой, только что присланных ее клерком.
Майлз называл свою мать царица Савская, и Патрик понимал почему. У нее были властные темные глаза на точно изваянном лице, и когда она говорила, то так сильно сжимала челюсти, что мускулы напрягались.
Она была хорошо ухоженной — в том стиле, который показывал, что она предпринимает необходимые усилия не потому, что интересуется своей внешностью, но ради тех, кто ее окружает.
Ее блестящие темно-рыжие волосы были эффектно подстрижены, на лице — минимум косметики, на ней не было никаких ювелирных украшений, кроме простенькой гвоздики из жемчуга. Сегодня, как обычно, она была одета в приталенный строгий костюм, блузу в полосочку мужского покроя и галстук-бабочку. Моджи говорила Патрику, что у ее матери дюжина костюмов, подобных этому, дюжина блузок в полоску и две дюжины галстуков-бабочек.
Из того, что рассказывал о матери маленький Майлз, Патрик догадывался, что тот ее боялся. И симпатизировал ей. И она была добрее к Патрику, чем ее муж. Причем гораздо добрее, чем он того заслуживал.
Появившись три дня назад в этом доме, он был удивлен тем, что в его пользование отдан целый этаж.
Уилтон Роуд, 17, SW1. Адрес звучал безобидно. Откуда ему было знать, что этот Уилтон Роуд окажется рядом с Букингемским дворцом. Букингемский дворец, о Господи!
Его комнаты были оазисом темно-зеленых ковров, стеганых ситцевых покрывал и сверхдлинных гардин, отгораживающих от мира. В придачу к спальне у него были роскошная ванная с плиткой цвета морской волны, кабинет и гостиная, оснащенная телевизором с плоским экраном, видеомагнитофоном и CD-плеером «Bang & Olufsen».
Целый этаж! Как будто, вместо того, чтобы завтра уехать, он останется здесь навсегда.
На другом конце стола хмурился над своей «Таймс» Джулиан Пасмор.
— «Он не похож на судью, — с удивлением думал Патрик. — Хотя, как должны выглядеть судьи?» Он подумал о том, какая жалость, что здесь нет Нериссы, чтобы помочь ему со всем этим разобраться. Но Нерисса была в Париже с Саймоном и собиралась вернуться только к похоронам. Джулиан заметил Патрику с удивительной резкостью, что его дочь, возможно, уехала туда из-за уязвленного самолюбия, так как ей не надо было давать показаний следствию.
Счастливая Нерисса, подумал Патрик. Глядя через стол на родителей Майлза, он чувствовал себя самозванцем более чем обычно. Нет, самозванец — не то слово. Он чувствовал себя гораздо хуже. Он чувствовал себя узурпатором. Он не должен был здесь находиться. Он всего этого не заслужил.
Снова ощущение нереальности. Как он здесь оказался?
Он вспомнил, как выходил из маленького полицейского участка в Мазерансе, подписав заявление. Это было спустя пару дней после выписки из госпиталя и через три-четыре после трагедии. Он стоял на тротуаре под платаном, когда его вдруг словно ударило, что, судя по отсутствию мелочи в карманах, у него нет денег. Он все бросил на трехзвездочный отель в Сент-Эвлали. И теперь он был один в Мазерансе, не имея возможности вернуться в Ля Бастид. Джулиан, Дебра и Моджи подобрали его у полицейского участка, затем поехали в Перпиньян, чтобы организовать доставку тела Майлза самолетом обратно в Лондон. Антония и ее отец вернулись в Англию при первой же возможности, а Саймон с Нериссой отбыли в Париж.