угодно. Но это сейчас, а на самом деле?..
— Я ничего не потерял, — продолжал тем временем Юри, — только приобрел.
Виктор смотрел на него, не в силах сказать ни слова. Таких, как Юри, просто не бывает. Он даже не винил своего убийцу, еще немного — и начнет благодарить. Или это Виктор слишком драматизирует?
— Разве что, — вдруг добавил Юри, — кацудон… Я так любил его раньше.
— Кацудон? — переспросил Виктор.
— Ага. — Юри откинулся на спину, мечтательно уставился в потолок. — Это такое блюдо. Свинина, яйцо и рис. Очень вкусно!
А еще говорят, что это у русских загадочная душа! Поди пойми вот эту вот японскую — ты с ним о серьезном, а он о еде. Но Виктору и самому стало обидно, что он никогда не сможет попробовать кацудон — если это единственное, о чем Юри жалеет, расставшись со своей человеческой жизнью, должно быть, и правда в нем есть что-то особенное. В кацудоне, не в Юри — насчет последнего Виктор никогда и не сомневался.
Лето пролетело как один большой день. Солнечный, теплый, радостный. Никакого подвоха от мироздания так и не случилось, Виктор расслабился, разомлел, позволил себе наслаждаться жизнью и не думать ни о чем. Может быть, где-то там, наверху, решили, что с Виктора Никифорова достаточно, что пришло время выдать ему безоблачного счастья за все предыдущие годы.
Когда до первых соревнований оставалось совсем немного, Юри ночью впервые остановил Виктора, попытавшегося его поцеловать, спросил серьезно и встревоженно:
— Разве нам не стоит… ну… поберечь силы?
Виктор напрягся. Он не понял даже, о чем говорит Юри, пока тот не пояснил:
— Челестино всегда говорил, что перед соревнованиями лучше не… — Он смутился и замолчал, надеясь, что Виктор поймет и сам.
— Ах это, — с облегчением выдохнул Виктор. — Можешь забыть. Ты теперь вампир, все иначе.
В ту ночь Юри не стал настаивать, но в следующий раз оказалось, что он слишком устал. И в следующий — тоже. “Он мне не поверил”, — Виктора неприятно кольнула эта мысль. Неужели Юри настолько не доверяет ему — ни как тренеру, ни как фигуристу, ни как вампиру? Стоило поговорить с ним, но до чемпионата Тюсикоку и Кюсю оставались считанные дни, Юри и без того нервничал, не стоило добавлять ему волнений. Если воздержание сделает его увереннее — пусть.
Правда, особого эффекта Виктор не заметил. На общей тренировке Юри волновался, его почти трясло. А его ждали лишь местные соревнования, на которых стоило расслабиться и получать удовольствие! О том, что будет дальше, Виктор старался не думать. Он подозвал Юри дать пару советов и заодно спросил:
— Кто этот молодой вампир, который не может оторвать от тебя глаз?
Переключить внимание Юри с собственных переживаний на остальных участников показалось ему хорошей идеей.
— А? — удивился тот, оглянулся — невысокий вампир с красной прядью в волосах немедленно сделал вид, что смотрит в другую сторону. — Понятия не имею.
— Юри, — Виктор укоризненно покачал головой, — соперников надо знать в лицо!
Но Юри не ответил. Он смотрел как завороженный на скользящего по льду вампира.
— Он такой же… — прошептал Юри, а потом нахмурился. — Виктор, среди фигуристов много вампиров?
— Как и везде, — пожал плечами тот.
— А это вообще честно — соревноваться с людьми?
Виктор улыбнулся.
— Ты сегодня будешь соревноваться и с вампиром. Вот и увидишь.
Говорить ему, что нет никакой разницы, вампир ты или человек, главное, насколько хорошо владеешь своим телом, Виктор не стал. Сам поймет, со временем. Виктор побеждал и когда был человеком, и после того, как стал вампиром. И проигрывал — тоже.
Юри разнес всех соперников в пух и прах и в короткой, и в произвольной, несмотря на то что наошибался в прыжках и даже впечатался в борт головой. И все равно победил с большим отрывом, стоял на пьедестале совершенно счастливый. Виктор же был недоволен. Нет, он радовался победе Юри, это просто великолепно, что с такими прыжками тот сумел набрать высокие баллы. Но… Но разве Виктор не сказал ему сократить количество прыжков и сосредоточиться на программе? Юри выслушал, кивнул — и сделал по-своему. Виктор и сам таким грешил — сколько раз ему влетало от Якова за непослушание, — вот только никогда не думал, что при этом чувствует тренер. Он сдержался, не стал ничего говорить сразу, но когда они с Юри вернулись в отель, все-таки начал ворчать.
— Юри, — сказал он, стягивая галстук, — ты меня совсем не слушаешься. Разве я не твой тренер?..
Договорить он не смог. Сложно говорить, если тебя целуют, запуская пальцы в волосы, сжимая их, не давая отстраниться.
— Да, — сказал Юри, ненадолго оторвавшись от его губ, — не слушаюсь. Скажешь сейчас остановиться — тоже не смогу.
Глаза у него горели предвкушением. До Виктора запоздало дошло — у них есть целая ночь перед возвращением в Хасецу. Соревнования позади, за стенкой не спят родители, они занимались любовью в последний раз целую вечность назад.
— Не останавливайся, — голос прозвучал хрипло.
Юри в кои-то веки послушался.
На утренний поезд они опоздали, пришлось менять билеты и ехать следующим. Юри всю дорогу спал, положив голову Виктору на плечо. Будить его казалось бесчеловечным, но пришлось: они приехали. Юри потянулся, снял очки и протер глаза.
— Раньше, — сказал он, сдерживая зевок, — я после победы всегда ел кацудон.
Виктор поднял брови.
— Это было лучше? — удивился он. Тот способ, которым они отметили в победу в этот раз, Виктору очень даже пришелся по вкусу.
Юри смутился.
— Нет, — он покачал головой, а потом со смешком признал: — Но куда менее утомительно.